Саша ощущал себя потерянно. Оглушено. Так, как когда с размаху получал в живот. Еще не осознав, не поняв, он оглянулся, словно надеялся, что мама сейчас улыбнется и все решит. Так, как всегда это делала. Все уладит. Она же все может…
Но мама, глядя на него печальными, полными слез глазами, зажимала ладонью рот. А бабушка Аня в открытую плакала.
Это окончательно добило его.
— Нет! — вдруг закричал Саша. — Нет! — Он замотал головой, будто пытался оттолкнуть, стряхнуть с себя правду. — Нет!
Не понимая зачем, для чего, куда, он рванул с места, и выбежал из квартиры.
— Сашенька! — Несся за ним вслед объединенный крик испуганных женщин. — Сынок!
Но он не оборачивался. Просто не мог. Ему надо было.
Что именно надо — Саша не знал. Но остановиться не мог. Казалось, что если он хоть на секундочку остановится — станет так больно, что он просто не вынесет, не выдержит. И Саша бежал куда-то, не замечая никого на своем пути, не разбирая самой дороги.
Он не мог поверить, что Настю забрали. Не мог! И это тогда, когда он сам решил отказаться от хоккея, лишь бы остаться здесь, с ней!
Как они могли? Как!? Даже не пустить ее попрощаться, не дать рассказать, не сообщить, куда…
Сашке так сильно хотелось кого-нибудь поколотить. Чтоб больно-больно. Чтоб до крови. Не за что-то конкретное, а потому, что ему сейчас было так больно внутри. Потому что, казалось, в животе завязали все тугим узлом, а потом порвали. Настолько больно было. Но он не останавливался, все бежал и бежал, пока не понял, что добрался до дворца спорта и катка.
Сашка стоял посреди темного зала и тяжело дышал. Пот градом катился по лицу и телу, щипал глаза и губы. Надрывные вдохи громко, хрипло разносились по пустому пока еще помещению.
Рано. Он рано пришел. Ведь собирался же еще зайти за Настей…
Эта мысль окатила его новой болью. Словно он не остановился, а с размаху врезался в стену. Так больно, просто невыносимо. Он сжал веки. Сильно-сильно. Глаза пекло не только от пота. Хотелось плакать, выть в голос. Но он же мальчик. А мальчики не плачут. Они сильные. Они должны защищать девочек, это тем позволено плакать.
Сашка вспомнил, что Вера Семеновна сказала — Настя плакала. От этой мысли и дышать стало трудно. Он пошел. Опять попытался отвлечься движением. Добрел до катка. Несколько мгновений смотрел на сверкающий лед, убеждая себя, что этого от его сияния глаза режет.
А потом, словно наяву, услышал ее голос. Вспомнил, как она «болела» за него во время тренировок, как заставляла отрабатывать удары. И как ругалась, если Сашка, ненароком, бормотал ругательства, когда у него не получалось. Совсем, как Эдуард Альфредович. Мелюзга же, а его учила…
Он не выдержал. Вышел на лед в сандалиях, сел на корточки, упершись спиной в ограждение. И заплакал. Заплакал так, что не мог остановиться. Тер глаза, прижимал те кулаками, но слезы все равно лились, будто сами по себе. А он не мог те остановить. Так же, как не мог теперь пойти и забрать Настю.
Сашка ревел, как дите в песочнице, но не мог иначе. Всхлипывал, закусывал губу. И плакал. Все равно плакал. Он не знал, что теперь делать и как быть дальше. Просто не знал. Даже встать не мог. Хоть уже было холодно, и он дрожал, обхватывая себя руками. И надо было уйти, до того, как соберутся парни на тренировку. Но не выходило. Не получалось. Только эти дурацкие слезы, которые никак не желали заканчиваться, все лились, и лились. И нос сопел, и вот-вот, кажется, икота могла начаться.
— Саша?
Он даже не сразу услышал, что его зовут. Только когда Дмитрий Валерьевич опустился на корточки прямо перед ним и напряженно заглянул в глаза, понял, что уже не один здесь. Может, и еще кто-то пришел. И видел, как он позорно ревет, словно малолетка. Только и стыдно не было. Кроме боли и отчаяния Сашка сейчас ничего не ощущал.
— Саша, что случилось? Что-то с мамой? — Тренер опустил ему руку на плечо, стараясь привлечь внимание. — Что с тобой?
Он не мог внятно ответить. Только затряс головой, так, что зубы клацнули.
— Мама… Мама… Хорошо. С ней… хорошо. Все. — Заикаясь, с трудом, с мукой, о которой уже позабыл за эти месяцы, принялся он выталкивать из себя слова. Забывая и путая, что и как говорить. — Настя…