— Настя? — Тренер вновь появился в коридоре и внимательно посмотрел на нее, приподняв брови. — Ты звонишь? — он выразительно глянул на телефон, стоящий на полке в коридоре.
— Да, звоню, — опасаясь еще больше навязываться и мешать Валерию Федоровичу, Настя подошла к телефону и набрала домашний номер.
Как ни странно, но бабушка Аня нормально восприняла известие о том, что Настя сегодня не вернется домой. Конечно, было слышно, что она волнуется и переживает о воспитаннице. Но убедившись, что та у Валерия Федоровича, почувствовала себя спокойней за судьбу приемной внучки. Бабушка Аня была лично знакома с тренером, поскольку несколько раз приходила в секцию с Настей. Да и неплохо знала Эдуарда Альфредовича, поддерживая с ним связь и сейчас, пусть больше по телефону, так как обоим было уже тяжеловато ходить по гостям. А тот всегда хорошо отзывался о своем приемнике и считал его хорошим и честным человеком.
К тому же, как поняла Настя из оговорок, бабушка Аня сделала свои выводы о причинах такого поведения внучки. Очень схожие с выводами Валерия Федоровича вначале сегодняшнего вечера. Она решила, что они с Сашей поссорились и теперь Настя пытается подумать. Второй вывод был не так и далек от истины. А о первом Настя уже не могла спорить. Тем более после того, как бабушка рассказала, что Саша уже раз пять приходил, волнуясь и переживая, куда она подевалась? Уже обошел все обычные места, где можно было бы ее обнаружить. А сейчас — сидит на лавочке перед подъездом, чтобы не пропустить возвращения Насти.
— Ты бы хоть позвонила, поговорила и с ним. Чтобы парень не торчал всю ночь на улице. Чтобы там у вас не стряслось, — со вздохом заметила бабушка. — Хочешь, я его позову?
— Не надо! — Охваченная жгучим чувством стыда и боли из-за того, что доставила столько проблем любимому, она все же не ощущала себя в силах разговаривать с ним. — Я позвоню. Поговорю. Только чуть позже. Пожалуйста, — чуть ли не умоляя, прошептала она в трубку.
Бабушка вздохнула:
— Хорошо, Настасья. Ты уже не маленькая, и надеюсь, знаешь, что делаешь, — заметила она.
Настя не была в этом уверена. Но…
— Не говори ему, где я. Пожалуйста. Это… Это важно, — попросила Настя.
Та пообещала.
Попрощавшись с бабушкой, она зашла на кухню и предложила свою помощь Валерию Федоровичу в приготовлении ужина, чтобы хоть как-то компенсировать все причиненные неудобства. Трапеза вышла нехитрой: вареная гречка, которую тренер решил «обогатить» добавкой жареных яиц, да овощами. А Настя, хоть и еще очень стесняясь, вдруг поняла, что очень, очень проголодалась, ведь с самого утра ничего не ела.
Они поужинали в неловкой и тягучей тишине. Настя первая подхватилась мыть посуду, чтобы занять руки и оправдать свое пребывание здесь. Валерий Федорович попытался ее успокоить, кажется, поняв причины, по которым Настя все время дергалась. Но и сам, наверное, чувствуя себя не очень удобно, с очередным вздохом сдался и, сказав, что найдет ей подушку и одеяло, пошел в комнату.
С парой тарелок оказалось не так и сложно справиться. Быстро покончив с этим, Настя села на табурет, поглощенная все теми же непростыми мыслями, которые владели ею весь этот день. Подперла ладонями подбородок, перевела глаза на окно. И тут подскочила, будто ужаленная. Саша же там, на улице, где-то у них под домом, сидит и ждет ее. Нервничает.
Господи, сколько же она проблем и волнений ему причинила сегодня! А сможет ли объяснить, в чем дело?
Настя не знала. У нее не было секретов от Саши, ни раньше, н теперь. До этого момента.
Стоило ли рассказывать любимому о визите его матери? Имела ли она право войти его жизнь со всеми теми последствиями, о которых говорила тетя Наташа?
Терзаемая этими мыслями, но и не в состоянии дальше мучить любимого, она вновь пошла в коридор и робко взялась за телефон.
Пока бабушка Аня звала Сашу, Насте казалось, что она умрет от страха, волнения и сомнений, таких непривычных и несвойственных их отношениям. У нее ослабели ноги и начало подводить живот. И Настя села на пол, не сумев поднять глаза на Валерия Федоровича, который выглянул в коридор, проверяя, все ли у нее в порядке.
— Стася! — Голос Саши, такой родной и любимый, был полон неподдельной тревоги и волнения. А еще усталости. — Стасечка, солнышко мое, ты где? Куда подевалась? Что случилось? Я тебя целый день ищу. Что с тобой?