А секцию для сирот им все же разрешили открыть. Правда, только через полтора года. Ну да ничего, главное, ведь, что разрешили. И несколько парней из тех, с кем Валерий Федорович занимался еще тогда, сейчас уже даже играли в командах, участвующих в национальной хоккейной лиге их страны. А один уже и за сборную выступал! И сама Настя, которая продолжала курировать секцию, несмотря на то, что давно работала в школе учителем младших классов, и Валера — очень гордились своими воспитанниками.
И все это время не было между ними ничего, так и общались они с тренером, дружили, помогали, ободряли и поддерживали друг друга. И хоть Настя у него в гостях часто бывала, в чем-то даже переживая, что у такого замечательного человека нет никого. И хотелось ей о нем позаботиться. В ответ на поддержку, дать хоть немного уюта и заботы. Она могла прийти и просто приготовить ему ужин, про учебу свою рассказать. А он ей про тренировки говорил, на которые Настя из-за своей учебы не всегда могла приходить. И хоккей они смотрели. И Сашкины игры тоже. Вместе.
А потом, после третьего курса, умерла баба Аня. Не неожиданно, но хоть без мучений. Давно страдала сердцем. И тут заснула, и просто не проснулась уже. Мир Насти тогда в очередной раз пошатнулся. И снова рядом был Валерий. Помогал, поддерживал, организовывал, снова на каток тянул, не позволяя замыкаться. И в институт по утрам приходил провожать, наверное, чтобы Настя не поддалась опустошению и не опустила руки.
Но однажды, может, через месяц после похорон, он ее поцеловал. Случайно все вышло, вроде бы. Валерий Федорович уже давно мог ее в щеку чмокнуть, или в макушку, ободряя, вроде бы. А тут она как-то неловко повернулась, когда он наклонился. И не щека… Губы встретились. Настя даже испугалась, сначала, что он рассердится. Ничего не думала. И замерла вся. А Валера…
Он не хотел и не планировал так сделать, она его спрашивала потом, просто остановиться уже не смог. И напугать не хотел, хотя сам, к тому времени, уже с полгода как понял, что Настя для него невероятно много значит. Но не навязывался никогда, просто рядом был, поддерживал. А в тот момент — поцелуй у них вышел настоящий.
Настя ни с кем не встречалась за эти три года. Не было у нее парней, хотя нельзя сказать, что не приглашали. Бывало. И со двора звали, и немногочисленные парни в институте оказывали знаки внимания время от времени. Да и на улице пытались с ней знакомство завязать пару раз. Но ей не до того. Не хотелось. И учеба, и секция, и тренер, о котором позаботиться надо, куда еще и парни какие-то? Да и не дрожало сердце ни от кого, даже если пытались знакомиться, не было жара в голове, в животе бабочки не порхали. Не задевал ее никто так, как Саша когда-то.
Но в тот момент — оглушило просто: и жаром, и дрожью, и “бабочками”. “Мурашками” по всему телу. Словно впервые этого человека рядом с собой заметила, всем своим существом прочувствовала. Да так, что она замерла, взбудораженная и потрясенная этими ощущениями, про которые уже и позабыла, как-то.
Валера же тогда неверно ее ступор понял, и отстранился. Извинился даже, серьезно и с грустью в глазах, сказал, что не будет навязываться и Настя не должна считать, что она обязана в чем-то идти ему навстречу, если у самой желания нет. Хотя он очень серьезно к ней относится и бесконечно дорожит Настей, и хотел бы… Но не будет давить или…
Сказал это все, развернулся и пошел в сторону, ее же, вроде как, уже довел до подъезда. Настя тогда еще минуты две стояла, как зачарованная, чувствуя, что щеки горят и сердце в груди колотится. Живой себя почувствовала, так непривычно остро… И смаковала эти ощущения, которые успела позабыть… Или и не испытывала еще?
Такие сильные, такие оглушающие эмоции! Не помнила таких. Взрыв в сердце, в голове, в животе…
Смотрела в напряженную спину удаляющегося Валеры.
А потом, вдруг, как поняла, что он сказал, и что подумал из-за ее ступора…
Впервые в жизни Настя кричала на весь двор. Заорала тогда просто так, что птиц вспугнула своим криком:
— Валера! — и впервые позволила себе назвать его только по имени.
Бросилась за ним, как сумасшедшая, вдруг поняв, что не хочет его отпускать. Ни за что на свете. Что дорог для нее этот человек. И не потому, что всегда помогал и поддерживал, а потому, что и сама Настя беспокоится и думает о нем, ночами волнуется, просто не отслеживала этих мыслей. И счастлива около него. Да, иначе, чем с Сашкой рядом счастлива была, без того дикого тремора и эйфории… Но и глубже, как ни странно, мощнее, уверенней и в себе, и в этом человеке.
Догнала, потому что Валера все же остановился и повернулся к ней. Навсегда Настя запомнила то выражение в его глазах. Такого взрослого, как ей казалось тогда, такого серьезного и уверенного в себе мужчины. Ни у кого не видела такой надежды во взгляде и опасения, и попытки спрятать это все, чтобы не разочароваться, вдруг, если ложная надежда. Ни у кого из взрослых. Только у детей из того же приюта, наверное. И такую любовь к ней, светящуюся в его глазах при всем этом, что у Насти дыхание перехватило.