— Они злятся из-за денег?
— Странно, но нет.
— О, да ладно тебе, — недоверчиво фыркнула она.
— Нет, правда, — ответила я, мое собственное недоверие снова вышло на первый план. — Он даже не захотел говорить об этом. На самом деле он извинился.
— За что?
— За Генри.
Моя младшая сестра замолчала на мгновение.
— Это очень странно.
— Мне тоже так показалось. Но он, казалось, был очень зол, что Генри не было рядом с нами.
— Ну, парень вообще-то мертв.
— Миранда, — рявкнула я.
— Ну ты понимаешь, что я имею в виду.
— Да. — Моя младшая сестра на самом деле ничего толком не знала о Генри, кроме того, что он отец Этты и что он бросил нас. Его смерть никак не повлияла на нее, и иногда она становилась действительно бесчувственной, когда речь заходила о нем. Я не могла ее винить. Я бы наверное чувствовала то же самое, если бы была на ее месте.
— Ну и что? Он просто зашел, чтобы поздороваться? — спросила она.
— Мне кажется, что ему просто хотелось познакомиться со мной и Эттой.
— Морган, — предупреждающе произнесла она.
— Все не так, как ты думаешь.
— Ты не можешь быть до конца уверенной в этом.
Мы обсуждали, как семья Генри отнесется к тому, что у него есть дочь, уже много раз с тех пор, как я узнала о его смерти. И хотя логически понимала, что у них нет никаких оснований пытаться забрать ее, эта мысль все равно заставляла меня нервничать. И Миранду тоже. Мы видели, как работает система, и это не всегда было в интересах ребенка или родителя, независимо от того, насколько благонамеренными были защитники детей. Просто было так много детей, которые попадали под их опеку, что невозможно было сделать все правильно для каждого, как бы они ни старались. Мы пережили это на собственном опыте, и хотя, в конце концов, все у нас получилось хорошо, прошло много времени, прежде чем мы снова почувствовали себя в безопасности.
— Он сказал, что они хотели бы познакомиться с нами поближе, — сказала я, наблюдая, как Этта выстраивает своих кукол на полу. — Думаю, им просто любопытно.
— Ты не знаешь этих людей, — заметила она, ее голос был напряженным. — Ты видимо запомнила их добрыми, но прошло уже десять лет.
— Я буду осторожной, — пообещала я, улыбаясь Этте, когда малышка протянула мне свою самую нелюбимую куклу.
— Отлично. Итак, каков этот брат? — спросила она.
— Милый. Тихий. Какой-то нервный. Старше нас.
— Это ни о чем мне не говорит, — она рассмеялась. — Он похож на Генри? Аргх.
Я фыркнула и заставила куклу Этты танцевать, когда она посмотрела на меня через плечо.
— Нет, они же усыновленные, помнишь?
— Ах, да.
— Хотя все такой же секси, — признала я.
— Да!
— Ты неисправима, — усмехнулась я.
— Ага, ага. Как он выглядит?
— Черный, — сказала я, представляя мысленно Тревора. — Великолепный. Большие карие глаза, безумно густые ресницы, широкая улыбка, широкие плечи…
— А его задница?
— Я не…
— Не лги мне, сестренка!!!
— Ты можешь быть капельку серьезней?
Миранда рассмеялась.
— Я знаю, что ты заценила.
— Конечно, я же не слепая. Но это не тема для обсуждения. Не будь такой приставучей.
— Эй, это всего лишь научный интерес, — защищалась она. — Я же не говорю, что ты должна трахнуть этого парня.
— О боже, — пробормотала я, мои щеки вспыхнули от одной только мысли об этом. Прошло много времени с тех пор, как я была с кем-то, и никто, включая отца моего ребенка, не был так привлекателен для меня, как Тревор Харрис. Он был действительно хорош собой, это было бесспорно, но было что-то еще, что, казалось, делало его для меня привлекательным. Я не была уверена, что это было — то, как он держал себя, или то, как вежливо пытался сделать мне удобно, или что-то, что я даже не могла точно определить, — но, черт возьми, это делало его для меня очень сексуальным.
— Черт, — сказала Миранда, хихикая. — Ты определенно хочешь этого брата!
— Не хочу, — возразила я.
— Хочешь, не спорь со мной! Я тебе точно говорю!
— Ты никогда с ним не встречалась, — пробормотала я, представляя, куда вел этот разговор.
— Я могла бы, — заметила она, ее смех стих. — Ты просто не узнала бы об этом.
— Он сказал, что его семья хотела бы познакомиться с нами поближе, — ответила я, в тревоге кусая губы.
— Эй, — успокаивающе произнесла Миранда, услышав, как изменился мой голос. — Раз они готовы познакомиться, это хорошо, верно? Мы уже говорили об этом.
— У тебя недостаточный семейный опыт, — ответила сестре, не удивляясь тому, что пока я нервничала, она пыталась успокоить меня.
— Вот именно. Если что-то случится с тобой или со мной…
— Не говори о таком.
— Если по какой-то причине они будут нужны ей, хорошо, что те хотят быть рядом.
— Ты права, — согласилась я, откидываясь на спинку дивана. — Я знаю, что ты права.
— Хотя трудно доверится людям, — понимающе сказала она.
— И не говори.
— Пожалуйста, мы можем теперь вернуться к горячему брату? — прошептала она, как будто это был секрет.
Я хихикнула и села вполоборота, чтобы посмотреть, как играет Этта.
— Хм… я тебе сказала, что у него борода?
— О бооожееее, — пискнула моя сестра, растягивая последнее слово, что получился стон.
— Он пригласил нас поплавать в отеле, в котором остановился, пока он тут, — прошептала я, чтобы Этта не услышала меня.
— Ты собираешься воспользоваться приглашением?
— Не знаю. Я подумаю. Кажется, это было бы менее странно, чем если бы он снова пришел к нам.
— И ты могла бы полюбоваться на него в плавках.
— Конечно же, потому что это наиболее важно.
— Ну, это не так уж и неважно, — ответила она. Я могла только представить, как она пожимает плечами, как будто соблазнение дяди моей дочери было абсолютно разумным поступком.
Только я собралась ответить, как заметила, что лицо Этты сморщилось, и быстро встала с дивана.
— Мне пора, — сказала я Миранде, беря Этту на руки. — Нужно отвести Этту в туалет.
— Не в тувалет! — возразила Этта, пытаясь вырваться из моих рук.
— Люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, — смеясь, сказала она.
Я повесила трубку и понесла Этту в ванную как раз тогда, когда она торжествующе посмотрела на меня.
О, да. Красивая внешность Тревора была очень важна, подумала я, когда понесла Этту в свою спальню, чтобы сменить ей подгузник. Почти так же важно, как каким-то образом убедить мою дочь, что какать в унитаз — это весело.
Глава 5
Тревор
Как только я вошел в свой номер в отеле и понял, что мне абсолютно нечего делать, кроме как сидеть там и гадать, как, во имя бога, мой младший брат без оглядки оставил этих двух женщин, я пожалел, что не вышел из дома Морган. Даже неловкое молчание и ощущение того, что я странный наблюдатель в их жизни, были лучше, чем мысли, которые сейчас проносились в моей голове.
Мое горло сжалось от волнения, когда я вспомнил взволнованность моей мамы и звук ее слезливого смеха, когда я позвонил ей. Она хотела знать все сразу, и ее вопросы были настолько быстрыми, что у меня не было возможности ответить хоть на один из них. Знание, что маленький кусочек Генри все еще существует в этом мире, было небольшим утешением, когда мы миновали обстоятельства ее существования. Однако незнание того, счастлив ли его ребенок и в безопасности ли, было похоже на темное облако беспокойства, нависшее над всеми нами. Было огромным облегчением узнать, что не только она в порядке, но и что ее мама была кем-то, кого знали мои родители. Тот факт, что Морган была с нашей семьей совсем недолго, более десяти лет назад, не уменьшал этого облегчения.
Я надеялся, что Морган будет хорошей мамой. На самом деле я молился об этом, а я не был человеком, который молился очень часто. Но то, что увидел, сидя в ее маленьком доме, было намного лучше, чем тот минимум, что мне хотелось принять. Она была великолепна.
Я знал много мам. Я провел свою жизнь среди всех типов родителей: плохих, хороших, отвлеченных и так далее. И знал, как отличить гнилое яблоко. Морган не была такой. Во всяком случае, она напомнила мне мою двоюродную сестру Кейт, ту, каким родителем она была, и это был огромный комплимент.
Я со вздохом сел на край кровати.
Я игнорировал это столько, сколько мог, но теперь, когда остался один, то позволил себе подумать о том, насколько великолепна была Морган. Я был так озабочен тем, как она обращается с Эттой, что был удивлен искре влечения, которая поразила меня из ниоткуда. Блин, Морган была хороша. Она, похоже, этого не осознавала. Я имею в виду, девушка вела себя как женщина, которая знала, что у нее все в порядке, но не извлекала выгоду из того, что у нее было, с помощью скудной одежды или макияжа. Казалось, она просто воспринимала свою внешность как должное, что было еще привлекательнее. Жаль, что Морган была полностью под запретом.