В сумерках Кундонондини сидела в саду у большого пруда. Вода в нем была прозрачная и синяя, как индиго. Читатель, может, помнит, что за прудом раскинулся огромный сад, в котором находилась беседка, увитая лианами. Из беседки к пруду спускалась широкая лестница, выложенная большими камнями. По обеим ее сторонам росли два старых дерева бокул. Под одним из этих деревьев на ступеньках сидела Кундонондини, молча всматриваясь в гладкую поверхность пруда, отражавшую небо, усыпанное звездами. Кое-где в сумерках неясно темнели ярко-красные цветы. С трех сторон пруд окружали ровной, темной в полумраке стеной манговые и кокосовые пальмы, заросли лимонов, личу, бел, кун и диких яблонь. Время от времени птицы криками нарушали безмолвную тишину. Прохладный ветерок слегка шевелил голубые лотосы, высоко над головой Кундонондини шептался с цветами бокул, разнося далеко вокруг их тонкий аромат. Деревья осыпались, покрывая цветами землю. Бесчисленные кусты моллика, джутика и камини наполняли воздух чудесными запахами. В темноте над зеркальной гладью пруда то вспыхивали, то гасли огоньки светлячков. Кричали летучие мыши, выли шакалы, преследуя добычу. В небе плыли заблудившиеся облака, грустно падали звезды. Кундонондини находилась во власти печальных дум.
«Все умерли, — думала она, — мама, брат, отец. Отчего же я не умерла? Зачем я оказалась здесь? Правда ли, что человек умирает и превращается в звезду?» Кундо уже забыла сон, который видела в ночь смерти отца, она давно не думала о нем. В ее сознании жили лишь слабые воспоминания. И сейчас она вспомнила, что видела когда-то во сне мать, и та звала ее стать звездой.
«Верно ли, что человек становится звездой? — размышляла Кундо. — Значит, отец, мать и брат превратились в звезды? Но где же эти звезды? Эта? Или вон та? Кто какая звезда? Как узнать? Где вы? Отзовитесь! Сколько я выплакала слез! Что в них проку! Видно, такая уж моя доля... А ведь мама...
Прочь, прочь эти мысли... разве нельзя умереть? Но как? Утопиться! Да! И превратиться в звезду. Тогда каждый день я буду видеть — кого? Почему я не могу произнести вслух — кого? Ведь крутом никого нет, никто не слышит. Только один раз. Никого нет, назову... Ногендро! Ногендро, Ногендро, Ногендро! Мой Ногендро! Мой свет! Ногендро мой! Но кто я ему? Ногендро принадлежит Шурджомукхи... А кто я? Ах если бы он был мой муж... Прочь. Лучше утопиться. Если сегодня утоплюсь, завтра мой труп всплывет, и все узнают, узнает Ногендро... Ногендро! Еще раз — Ногендро, Ногендро! Что он скажет, когда узнает? Нет, утопленницы страшны, как ведьмы, и он увидит... Нет. Лучше отравиться! Но как? Каким ядом? Где его взять? Кто мне его даст? А если и дадут — смогу ли? Смогу, только не сегодня... хоть еще раз увидеть... он меня любит. Разве Комола не сказала это? Да, сказала. Но правда ли это? Откуда Комола знает? Несчастная, я даже не могу ни о чем спросить. Любит? За что? За красоту лица или души? Красота, надо взглянуть... (Кундо пыталась рассмотреть свое отражение в черном зеркале пруда, но, так и не увидев ничего, вернулась на прежнее место.) Нет, нечего думать о том, чего нет. Шурджомукхи красивее меня, и Хоромони красивее, и Бишу, и Мукта, и Чандра, и Прошонна, и Бама, и Промода, даже служанка Хира лучше меня. Хира красивее меня? Да! Что же из того, что она смугла? Лицом она красивее. Но бог с ней, с красотой! А душа? Надо подумать... Что подумать? Кто знает! Я не хочу умирать, вот о чем я думаю. Все остальное — притворство! И я притворство принимаю за правду! Я должна ехать в Калькутту, но ведь я не поеду... я не могу ехать... не могу... не могу! Что же мне делать? Если Комола говорит правду, значит, я причиняю зло людям, которые сделали мне столько добра. Я понимаю, как тяжело сейчас Шурджомукхи. Как бы то ни было, я должна ехать. Но я не могу. Утоплюсь... Если уж так суждено... утоплюсь! О отец! Неужели ты оставил меня здесь для того, чтобы я утопилась!..»
Закрыв лицо руками, Кундо зарыдала. Вдруг, словно луч света во мраке, в ее сознании мелькнуло воспоминание о сновидении. С быстротой молнии она вскочила. «Я все забыла... как я могла забыть?! Ведь мать говорила мне об этом — она знала все наперед и потому звала меня туда! Почему я не послушала ее? Почему я не пошла? Почему я не умерла? Чего я медлю? Почему не умираю сейчас? Сейчас...»
Кундо стала медленно спускаться к пруду. Она была хрупка и пуглива. Каждый шаг ее страшил, заставляя вздрагивать всем телом. И все же она продолжала твердо идти туда, куда звала ее мать.
— Кундо! — донесся голос из-за спины, и чья-то рука мягко коснулась ее плеча.
И Кундо скорее почувствовала, чем увидела, что это... Ногендро! В этот день ей не суждено было умереть.
Позор, Ногендро! Так вот где твое благородство! Твоя воспитанность! Вот благодарность за преданную любовь Шурджомукхи! Какой позор! Ты ведь вор! Хуже вора! Какое зло может причинить Шурджомукхи вор? Украсть ее браслеты, деньги... Но ведь ты украл ее душу! Шурджомукхи ничего не давала вору — он украл и потому зовется вором, а тебе Шурджомукхи отдала все — значит, ты украл больше, чем вор! Ногендро! Лучше тебе умереть! Если в тебе есть хоть капля мужества — утопись!