Вдруг отшельник услышал чей-то тяжелый, тихий и болезненный стон. Отшельник остановился. В свете нескольких коротких вспышек молнии он увидел нечто, лежащее у дороги. Неужели человек? Еще вспышка... Сомнений не оставалось — это был человек!
— Кто ты, лежащий на дороге? — спросил отшельник.
Молчание.
— Кто ты? — снова повторил он.
На сей раз до его слуха донеслись едва уловимые всхлипывания. Отшельник поставил на землю кувшин и зонтик, стал на ощупь продвигаться вперед. Его руки вскоре коснулись чего-то мягкого.
— Кто же ты? — еще раз спросил он; рука скользнула по голове и задержалась на пучке волос. — О Дурга! Это женщина!
Не дожидаясь ответа, он поднял на руки почти бездыханное тело и, забыв о зонтике и кувшине, не разбирая дороги, прямо через поле пошел к деревне. Здешние места отшельник знал хорошо. С легким, словно детским телом на руках он довольно быстро проделал столь тяжелый путь. Говорят, что желание помочь погибающему и любовь к ближнему придают силы.
На краю деревни отшельник остановился возле небольшого домика, крытого соломой.
— Хора, дитя мое, ты дома? — спросил он.
— Я слышу голос учителя, — донесся из домика женский голос. — Вы давно здесь, учитель?
— Только что пришел, — отвечал отшельник. — Открой мне скорее, я в большой беде.
Хоромони распахнула дверь. Отшельник попросил ее зажечь свечу и осторожно опустил свою ношу на пол. Хора осветила женщину, и они долго рассматривали ее измученное лицо.
Женщина была не стара. Но по ее виду нельзя было определить возраст. Ее изможденное тело носило печать ужасных страданий. Когда-то, возможно, она и являлась красавицей, но сейчас от прежней красоты не осталось и следа. На ней было мокрое, грязное платье, все в лохмотьях. Мокрые волосы разметались по плечам. Глаза ввалились. Она чуть заметно дышала, но не открывала глаз и не приходила в сознание. Казалось, смерть бродила совсем рядом.
— Где вы ее нашли? — спросила Хоромони.
Отшельник рассказал ей обо всем, что с ним случилось, и добавил:
— Мне кажется, она умирает. Надо попробовать согреть ее, может, это поможет. Делай, что я тебе скажу.
По указанию отшельника Хоромони ловко переодела женщину в сухое платье, вытерла ей волосы и разожгла очаг. В комнате стало теплее.
— Вероятно, она давно ничего не ела. Дай ей немного молока, если у тебя есть.
Хоромони держала корову, и в доме всегда имелось молоко. Она согрела его и напоила женщину. Как только тепло разлилось по телу, несчастная открыла глаза.
— Откуда и кто ты, мать? — спросила Хоромони.
— Где я? — удивилась женщина, придя в себя.
— Я нашел тебя на дороге, ты была без чувств, и я принес тебя сюда, — ответил отшельник. — Куда же ты держишь путь?
— Очень далеко.
— Ты носишь браслеты, значит, ты замужем? — спросила Хоромони.
Лицо женщины исказила гримаса страдания. Хоромони растерялась.
— Дитя мое, как нам называть тебя? Как твое имя?
— Меня зовут Шурджомукхи, — после некоторого колебания ответила женщина.
На пути надежд
Надежды на выздоровление Шурджомукхи не было. Отшельник не мог определить причину ее болезни, и ему пришлось обратиться за помощью к деревенскому лекарю.
Рам Кришна Рай, прекрасно знакомый с шастрами, считался в деревне большим знатоком медицины. Осмотрев больную, он сказал:
— У нее кашель и, кроме того, жар. Очень тяжелая болезнь. Но, может, все-таки выживет.
Этот разговор происходил в другой комнате, и Шурджомукхи не слышала его. Рам Кришна Рай прописал лекарства, но требовать вознаграждения за лечение не решился. Он не был жаден.
Как только эскулап ушел, отшельник тотчас же дал Хоромони какое-то поручение, а сам подсел к Шурджомукхи.
— Учитель! — сказала Шурджомукхи. — Зачем вы так заботитесь обо мне? Я не заслуживаю сострадания.
— Сострадание — мой долг, — сказал старец. — У меня никого нет, я — отшельник. Моя святая обязанность — помогать ближнему. Если моя помощь не нужна тебе, она понадобится другому.
— Тогда оставьте меня и помогите другому. Меня вы спасти не можете.
— Почему?
— Потому что спасти меня — это не значит помочь мне. Помочь мне может только смерть. Когда вчера ночью я упала на дороге, я надеялась, что мой конец близок. Зачем вы спасли меня?
— Я не знал, что у тебя такое горе, но как бы ни было оно велико, самоубийство — большой грех. Никогда не замышляй его. И убийство, и самоубийство — тяжкий грех.
— Я не собиралась убивать себя. Смерть сама должна была прийти ко мне, мне только следовало ждать ее. Умирать, конечно, невесело. — При этих словах голос Шурджомукхи дрогнул и из глаз покатились слезы.