Как дирижер в оркестре следит за тем, чтобы все инструменты звучали слаженно и стройно, так и партия в общественно-политической жизни направляет усилия всех людей к достижению единой цели.
Человек – общественное существо, его жизнь немыслима, невозможна без коллектива, в отрыве от общества, с которым он связан множеством самых разнообразных отношений. Эта общественная сторона жизни человека все больше и полнее раскрывается в ходе коммунистического строительства.
Теория марксизма-ленинизма – это наш компас, наша путеводная звезда.
Одно время девушки ходили в коротких юбках. Потом вновь появились длинные платья. Меняется мода и в музыкальном искусстве, и во всем остальном. Надо терпимее относиться к таким переменам. А не влияют ли они как-то ослабляюще на коммунистическую идеологию? По-моему, вовсе нет!
Зачем советскому человеку автомобиль?
Главное я уже сделал… Разве кому-нибудь могло пригрезиться, что мы можем сказать Сталину, что он нас не устраивает, и предложить ему уйти в отставку?
(Речь на пленуме ЦК, лишившем Хрущева полномочий.)
Те, кто хочет быть вне политики партии и отрицает партийность в идеологии, составляют как бы партию беспартийных, вольно или невольно выступают против нашей партии, против нашей идеологии, против нашей действительности.
Что это за безобразие, что за уроды? Где автор?
Что это? Почему нет одного глаза? Это же морфинистка какая-то!
От саксофона до ножа – один только шаг!
Кто им разрешил так писать, всех на лесоповал – пусть отработают деньги, которые на них затратило государство.
Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше рисует.
Запретить! Всё запретить! Прекратить это безобразие! Я приказываю! Я говорю!
Безобразие, что это, осел хвостом писал или что?
Вот я помню, мы посетили Дрезденскую галерею. Нам показали картину – вот так были написаны руки, что даже в лупу мазков не различишь. А вы так умеете?
Вы что – мужики или пидорасы проклятые, как вы можете так писать? Есть у вас совесть? Кто автор?
Засранцы! На кого работаете? Чей хлеб едите? Для кого вы все это намазали, мазилы?
Да что вы говорите, какой это Кремль! Это издевательство. Где тут зубцы на стенах – почему их не видно?
Ваше искусство похоже вот на что: вот если бы человек забрался в уборную, залез бы внутрь стульчака и оттуда, из стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто-то сядет. На эту часть тела смотрит изнутри, из стульчака. Вот что такое ваше искусство. И вот ваша позиция, товарищ Неизвестный: вы в стульчаке сидите.
(Из беседы с Эрнстом Неизвестным на выставке в Манеже.)
Очень общо и непонятно. Вот что, Белютин, я вам говорю как председатель Совета министров: все это не нужно советскому народу. Понимаете, это я вам говорю!
И проследить за всем! И на радио, и на телевидении, и в печати поклонников этого выкорчевать!
С 1931 года Хрущев в Москве на партийной работе в качестве первого секретаря райкома ВКП(б). На этом посту он в первые же годы отличился тем, что провел массовое исключение из партии партийных и государственных работников. А после убийства в 1934 году в Ленинграде С.М. Кирова проявил в этом незаурядную активность. Его кампания репрессий связана с тем, что ранее он солидаризировался с троцкистами, а теперь, стараясь реабилитироваться в глазах Сталина, стал крушить и «правых», и «левых», и всех прочих.
Хрущев был инициатором закрытия церквей и репрессий против служителей культа, что не находило поддержки даже у Сталина.
В 1935 году в Сочи, где отдыхал Сталин, приехал Хрущев с докладом: «Я распорядился закрыть в Москве и Московской области 79 действующих церквей, а наиболее активных служителей культа мы отдадим под суд».
Сталин: «Вы, Хрущев, анархист! Батька Махно любил бы вас как родного сына. Церковников трогать нельзя, посмотрите, как отличился наш пролетарский поэт Демьян Бедный. Кто разрешил ему измываться над Священным Писанием? В срочном порядке надо изъять из обращения его книгу «Библия для верующих и неверующих».
Хрущев осторожно продолжал: «Под следствием в Московском городском суде находится 51 служитель культа».
Сталин: «Немедленно отдайте распоряжение, чтобы всех выпустили».
В 1937 году в присутствии других членов политбюро Хрущев обратился к Сталину: «Я вторично предлагаю узаконить публичную казнь на Красной площади».