Сочетание выше перечисленных качеств в значительной степени характерно для "импульсивного поведения", которое по мнению американского психолога Д.Шапиро, является одним из основных "невротических стилей". В то же время, по мнению Д. Шапиро, импульсивным людям "часто присущ очень острый практический ум, успешно выполняющий краткосрочные насущные задачи". Импульсивные люди могут быть динамичными, решительными, смелыми в своих действиях. Будучи врагами косных привычек и обременительных условностей, они нередко отличаются простотой и доступностью в общении, а поэтому могут привлекать симпатии людей. Однако они не склонны обременять себя долгим изучением проблемы, а потому зачастую полагаются на свои субъективные суждения, принятые под воздействием минутного настроения. Их решения зачастую непродуманы и опрометчивы, а их действия – торопливы и поспешны. Как отмечает Д.Шапиро, "если что-либо толкает импульсивного человека на быстрое действие, то его суждение (или, скорее, заменитель суждения) позволяет ему не замечать осложнений, которые заставили бы задуматься любого другого".
Противоречия были характерны не только для натуры Хрущева, но и для его деятельности. Пытаясь найти общий знаменатель в своих оценках Хрущева, авторы зачастую обращались к художественным образам. Указывая на противоречия в характере и деятельности Хрущева, многие авторы вспоминали памятник на его могиле работы скульптора Эрнста Неизвестного. Утверждалось, что обрамление головы Хрущева черными и белыми камнями должно было символизировать равное сочетание "черных" и "белых" дел покойного. Однако согласия в том, что относилось к "черным", а что – к "белым" деяниям, в какой пропорции они находились друг к другу среди авторов различных публикаций о Хрущеве нет.
Некоторые авторы пытались найти психологический ключик, позволявший истолковать сложную и противоречивую натуру Хрущева, с помощью тех художественных образов, к которым он активно прибегал в своих речах. Так, американский исследователь Уильям Таубмэн в своей обстоятельной и изобилующей документальными свидетельствами биографии Хрущева не раз возвращается к рассказу украинского писателя В.К. Винниченко "Талисман", который любил по разным поводам вспоминать Хрущев. В нем речь идет о политических заключенных, среди которых случайно оказался сапожник Пиня из еврейского местечка. Политические разногласия между заключенными долго не позволяли им договориться о том, кого избрать старостой, и в качестве компромиссной фигуры решили избрать тихого и скромного Пиню. Однако, став старостой, Пиня проявил качества умелого и мужественного лидера: он не только ловко организовал побег заключенных, но и решил первым пойти на охранников, хотя это могло привести его к гибели. Всякий раз вспоминая этот рассказ, Хрущев сравнивал себя с Пиней.
Это обстоятельство позволяет Таубмэну утверждать, что Хрущев постоянно чувствовал себя человеком низкого положения, которому случайно выпала доля вывести на свободу людей. Поскольку же главным "белым" делом Хрущева Таубмэн считает его кампанию против Сталина, повторение которой через несколько десятилетий после смерти Хрущева увенчалось крушением ненавистной Таубмэну системы, то он видит в Хрущеве "Пиню", который предпринял первую отчаянную попытку "освободить" население СССР от советского строя.
Действительно, Хрущев не раз сравнивал себя с этим героем рассказа Винниченко. Однако трудно согласиться с интерпретацией Таубмэна, который обращает главное внимание на "низкое" положение Пини до своего превращения в руководителя революционеров. Суть этого образа в том, что до своего избрания старостой группы Пине были одинаково безразличны противоборствующие группы заключенных революционеров. Лишь случайно оказавшись во главе них, он становится проводником их общих интересов. Трагикомизм этого образа состоит в том, что по ходу дела Пиня настолько самозабвенно исполняет свою новую роль, что забывает и об опасностях, связанных с побегом, и о своем отчужденном отношении к революционерам.
Такое сравнение свидетельствовало о том, что Хрущев видел в себе самоотверженного героя, который взялся за исполнение самой главной роли в трудном и опасном деле. Казалось бы, Хрущев мог сравнивать себя с Данко, который пошел на гибель во имя спасения своего народа. Однако Хрущев предпочел образ Пини, так как очевидно считал, что ему, в отличие от Данко (но так же как и герою рассказа Винниченко), были глубоко безразличны те цели борьбы, в которую он вступал в силу неожиданно сложившихся обстоятельств.
И здесь опять-таки напрашивается сравнение с поведением импульсивного человека, которого случайные обстоятельства могут захватить настолько, что он забывает свои прежние намерения и пренебрегает своими симпатиями и антипатиями. На основе своего богатого клинического опыта
Д.Шапиро пришел к выводу, что для импульсивного человека характерно объяснение своих поступков случайно возникшими обстоятельствами, "перекладывание ответственности" на якобы непреодолимые объективные условия. (Шапиро рассказывает об одном взломщике, который жаловался: "Каждый раз, когда я выхожу из тюрьмы, мне никто не помогает, вместо этого появляется какой-нибудь парень и сует мне в руки лом".)
Для импульсивного человека главным становится Его Величество Случай, который властно диктует ему необходимость совершения необдуманных поступков. При этом импульсивные люди могут оказаться в выигрыше по сравнению с более взвешенными натурами, так как они всегда готовы проявить инициативу там, где более осторожные умы будут затягивать с решением. Видимо не столько "воля случая", на которую ссылался
П.К.Пономаренко, способствовала возвышению Хрущева, сколько умение Хрущева всякий раз увидеть этот "случай" и воспользоваться им к своей выгоде.
Парадоксальным образом, Хрущев, будучи азартным человеком, не любил азартных игр. Очевидно, что Никита Сергеевич не любил ситуаций, когда он всецело оказывался во власти слепого случая, как это бывает нередко в азартных играх. Известно, что слово "азарт" происходит от французского слова "hasard" (случай) и "азартная игра" называется на французском языке "jeu de hasard", то есть "игрой случая". В русском же языке слово "азарт" стало обозначать состояние волнения, характерное для любителя острых ощущений. Именно в этом русском смысле слова Хрущев часто испытывал азарт в ходе различного рода состязаний. Он мог с азартом заниматься охотой, рыбной ловлей, городками, играть на корабельной палубе с шайбой, поскольку в этих занятиях открывалась возможность продемонстрировать свою ловкость. Хотя и в этих состязаниях успех в немалой степени зависит от случая, Хрущев никогда не желал признавать поражений. Горячность Хрущева в его попытках доказать, что именно он убил зверя и поймал больше всех рыб, нелепые ссоры с различными людьми на этой почве, доходили до абсурда. (Говорят, что, зная эту черту его характера, подчиненные Хрущева нарочито подставляли ему животных под выстрелы его ружья и даже напускали побольше рыб туда, где он собирался заняться рыболовством.) Очевидно, Хрущев считал, что он всегда сможет преодолеть вредоносный слепой случай и с выгодой использовать случайно открывшиеся благоприятные возможности.
Известно, что в своем стремлении не упустить выгодный случай импульсивный человек может совершить серьезную ошибку, так как он часто не учитывает опасных последствий своих действий. Примеров такого рода не мало в деятельности Хрущева.
Однако, если нет случая, сулящего неожиданные выгоды, импульсивный ум пытается сам создать ситуацию, сулящую нежданную прибыль или хотя бы захватывающее приключение. Любовь Хрущева к действиям, родившимся из взбалмошных идей, не была тайной для его коллег. Для иллюстрации этой главной черты его характера Л.М.Каганович вспомнил известную на Украине байку про "дюжеразумного" Опанаса, которую как-то Н.С.Хрущев рассказал И.В.Сталину. Однажды ночью Опанас разбудил свою жену и сказал ей: "Танько, вставай, придумал я нове: коли зiбраты з всьего села топоры, да вырубить проруб в рiчке, да кинути иi топоры в ту проруб, ось булькне, аж на все село чутко буде". С тех пор, когда Хрущев приходил к Сталину, последний нередко обращался к нему: "Ну, скажи, Микита, что сегодня булькнет". По мнению Кагановича, "своим бульканием нового Хрущев угощал ЦК слишком часто, иногда даже удачно, но в значительной части неудачно и надоедливо… Не знал Сталин, что, приближая к себе "Микиту" с его "бульканьем", тот "булькнет" о Сталине после его смерти такое, что превзойдет даже намного Опанаса с его топорами и прорубью".