- Теперь уже не возможны никакие поправки, ибо для этого мы должны вновь сообщить товарищам в центре!
В одном из антрактов я выразил наше недовольство Поспелову.
- Правда, они такие, как вы о них говорите, - сказал он, - но не будем торопиться, ведь настанет время ...
Итак, в газете "Правда" сказанное мною о Югославии на митинге вышло не так.
Хотя наше отношение к югославским ревизионистам было хорошо известно советским руководителям, мы уже решили еще раз подробно изложить в Москве этот вопрос, открыто сказать Хрущеву и его товарищам, почему мы не были согласны с ними. Встретились мы 15 апреля. С нашей стороны в переговорах участвовали я, Мехмет Шеху, Гого Нуши, Рамиз Алия, Спиро Колека и Рита Марко; с советской стороны - Хрущев, Булганин, Суслов, Пономарев, а также Андропов. Последний после венгерских событий был уже не послом, а высокопоставленным работником аппарата Центрального Комитета партии, не то заведующим, не то заместителем заведующего отделом сношений с партиями социалистических стран.
Я с самого начала сказал Хрущеву и его товарищам, что буду говорить в основном о югославском вопросе.
- Мы, - подчеркнул я в частности, - многократно рассматривали этот вопрос в нашей партии и всячески старались быть как можно более осмотрительными, хладнокровными и осторожными в своих мыслях и действиях по отношению к югославскому руководству.
В свою очередь, югославские руководители дудели в одну дудку. Я не намерен говорить здесь о всей горькой истории наших 14-летних отношений с ними, так как вам она известна, но хотел бы отметить, что югославское руководство и по сей день продолжает враждебную нам агентурную деятельность, постоянно совершает провокации.
- Мы, - сказал я далее, - полагаем, что такое неизменное поведение югославского руководства и особенно сотрудников его миссии в Тиране направлено на полный разрыв отношений с нами, чтобы поставить нас в неловкое положение перед нашими друзьями, утверждая, что "вот со всеми другими партиями нам удалось установить добрые отношения, а с албанцами договориться невозможно".
Далее в своем выступлении я привел им новые факты в связи с рядом вылазок югославского министра-резидента и секретаря югославской миссии в Тиране, рассказал, им об агентурной работе, которую они проводят в целях организации антипартийных элементов и их активизации против нашей партии и нашего народа, говорил им об усилиях, прилагаемых нами к тому, чтобы они прекратили свою антиалбанскую деятельность.
- Подобные действия, - сказал я Хрущеву, - не могут быть предприняты по их личной инициативе, а совершаются по указаниям верховного югославского руководства. К такому заключению пришли мы, судя по их действиям.
Далее я поднял в своем выступлении вопрос о вредной деятельности, которую югославские руководители продолжали вести в Косове.
- Это щекотливый и важный для нас вопрос, - отметил я, - так как они не только организовывают через Косову широкую деятельность против нашей страны, но и стараются ликвидировать албанское население Косо-вы, в массовом порядке выселяя его в Турцию и другие страны[ ](После второй мировой войны титовцы вынудили эмигрировать в Турцию более 400 тысяч албанцев. (См.: Энвер Ходжа "Титовцы" (Исторические записки,) Издательство "8 Нентори", Тирана, 1983, изд. на рус. яз., стр. 3-20, 75-123, 286-292)..
Подробно рассказав о попытках сотрудников югославской миссии в Тиране сколотить внутренних врагов нашей партии и нашего народа, о заговоре, который они хотели организовать на Тиранской партийной конференции в апреле 1956 года, о дальнейшей враждебной деятельности, которую они развертывали с помощью Тука Яковы, Дали Ндреу, Лири Гега и других, я подчеркнул;
- Все эти и другие факты, которых у нас очень много, убеждают нас в том, что до сих пор югославское руководство не отказывалось от своего стремления свергнуть народную власть в Албании. Югославские ревизионисты составляют опасность не только для нашей страны, но и для всех других социалистических стран, ибо, как они и сами заявляли и как показывает и их деятельность против нас, они не мирятся с нашей социалистической системой, они против диктатуры пролетариата, окончательно отреклись от марксизма-ленинизма.
- Мы, - отметил я далее, - желали и желаем поддерживать с Югославией хорошие отношения, но, откровенно говоря, югславским руководителям мы не доверяем, так как они выступают против общественной системы наших стран, они против основ марксизма-ленинизма. Во всей своей пропаганде они ни одного слова не говорят против империализма, наоборот, присоединяют свой голос к голосу западных держав против нас. За 14 лет мы не видели со стороны югославского руководства ни малейшего поворота, чтобы можно было заключить, что оно осознало кое-что из своих грубых ошибок и отклонений, которые в свое время были осуждены. Поэтому такому руководству мы доверять не можем.
Но какую позицию будем занимать мы по отношению к ним? - сказал я далее. - Мы будем хранить хладнокровие, будем проявлять терпение и бдительность. Однако всякому терпению приходит конец. Мы не будем предпринимать ни одного шага, могущего ущемить интересы социализма и марксизма-ленинизма, не будем вести с ними вооруженную борьбу и не будем вмешиваться во внутренние дела Югославии. Мы никогда не стояли и не будем стоять за подобные действия, однако защиту своей правильной идеологической и политической линии и беспрестанное разоблачение оппортунизма и ревизионизма мы считали и считаем своим постоянным долгом.
- У меня все, - сказал я в заключение. - Что же касается нашего политического положения, то оно очень хорошее. Народ выступает тесно сплоченными вокруг партии рядами и решительно проводит ее линию. Больше у нас ничего нет.
Слово взял Хрущев, который, то краснея, то бледнея, хотя и силился хранить "хладнокровие", до сих пор молча слушал мое изложение. Видимо, он хотел показать нам, "как можно молчать", даже в случае, если ты не согласен с собеседником.
- Хотел бы выразить наше мнение, - начал он. - Мы вполне согласны с вами и поддерживаем вас.
Но вслед за этой фразой Хрущев показал, как это они "поддерживали" нас:
- Мы полагали, что настоящая партийная встреча кончится быстрее и не думали, что вопросы будут изложены вами таким образом.
- Вы, - сказал он далее, - как-то раздраженно смотрите на отношения с Югославией. Говоря об отношениях с Югославией, вы изображаете их бесперспективными. Судя по вашему изложению, можно подумать, что югославское руководство совершило измену, что оно совсем сбилось с колеи, что с ним ничего не добьешься, так что надо порвать с ним. Изменить-то, по-моему, оно не изменило, но что оно сильно отклонилось от марксизма-ленинизма, это пожалуй верно. По-вашему, мы должны вернуться к деяниям Сталина, натворившего того, что нам известно. Судя по тому, как вы изложили дела, получается, что Югославия настроена в первую очередь против Советского Союза, но и против вас и других. Слушая вас, я замечаю, что вы кипите злобой против них! Итальянцы, греки и турки не лучше югославов. Хотел бы спросить вас: с которыми из них у вас лучшие отношения?
- С греками и турками мы не поддерживаем отношений, - ответил я.
- Посмотрите, как югославы ведут себя по отношению к нам, - сказал он далее. - Они атаковывают нас больше чем греки, больше чем турки, больше чем итальянцы! Но у Югославии что-то особое, пролетарское. Итак, можно ли порвать с Югославией?
- Мы не то говорим, - ответил я.
- Говорить-то не говорите, но, судя по вашим словам, вы так думаете. Югославия, конечно, не станет причиной войны против нашего лагеря подобно Германии, Италии или какой-либо другой стране. Вы считаете Югославию врагом номер один?! - спросил он меня.
- Мы не о Югославии говорим. Мы говорим о ревизионистской деятельности югославских руководителей, - ответил я ему. - Что нам делать после всего, что они против нас затевают?
- Постарайтесь нейтрализовать их деятельность. А что вы собираетесь предпринять в дальнейшем? Объявить им войну, что ли? - снова спросил он меня.