Этот «своеобразный политический клуб» копировал во многом те отношения, которые сложились в центре, в «коллективном руководстве». Только с той разницей, что на региональном уровне отношения между первым секретарем парткома и председателем советского исполкома оставались традиционными — второй по-прежнему находился в подчинении у первого. Теперь и в центре дело шло к возвращению к такому же положению.
Маленков пытался как-то противиться усилению влияния Хрущева и для сохранения своих позиций рискнул перехватить у него инициативу, выступив с новацией в области внешней политики.
Начиная с 1954 г. в выступлениях руководителей партии и правительства все чаще употребляется термин «мирное сосуществование». Близились выборы в Верховный Совет СССР 3-го созыва. 6 марта перед своими избирателями выступил Хрущев. Ссылаясь на Ленина, он говорил о возможности длительного мирного сосуществования социализма и капитализма. Молотов в своей речи 11 марта вообще не упомянул ни разу этого термина. А вот Маленков на следующий день поставил в данном вопросе все точки над «i». По его мнению, «холодную войну» неверно было бы рассматривать как некую альтернативу войне «горячей», «новой мировой бойне», ибо одна готовит другую, а та, эта самая бойня, «при современных средствах войны означает гибель мировой цивилизации»{303}.
Интересно, что к схожему выводу тогда же пришли два всемирно известных ученых — физик Альберт Эйнштейн и философ Бертран Рассел. А вот в Президиуме ЦК КПСС Маленкову устроили за это настоящую выволочку. Особенно негодовал Молотов:
— Как это можно утверждать, что при атомной войне может погибнуть цивилизация? Тогда зачем же нам строить социализм, беспокоиться о завтрашнем дне? Уж лучше сейчас запастись всем гробами. Видите, к чему может привести такая теория? Она не способствует мобилизации общественного мнения на активную борьбу против преступных замыслов империалистов{304}.
Таким образом, эта новаторская идея не только не помогла Маленкову вырваться вперед, а, наоборот, восстановила против него все «коллективное руководство». Он вынужден был дать отбой. А Хрущев на первой же сессии нового Верховного Совета, открывшейся 20 апреля 1954 г., выступая в прениях по бюджету, как бы поправил задним числом главу правительства в этом вопросе.
— Если империалисты попытаются развязать новую войну, — категорически и безапелляционно заявил он, — то она неминуемо окончится крахом всей капиталистической системы{305}.
Этого тезиса наши руководители неизменно придерживались 33 года. И все это время упорно строили, расширяли и совершенствовали убежища от термоядерной катастрофы. Для себя, естественно, а не для простых людей.
В газетных отчетах Маленков все еще называется первым. Но уже после июньского пленума ЦК газетчики перестроились и стали перечислять членов Президиума ЦК строго по алфавиту, что свидетельствовало о новых подвижках в отношениях между членами коллективного руководства и о дальнейшем ослаблении позиций в нем Маленкова.
Как и год назад, сплочение произошло вовсе не на реформаторских, а на консервативно-охранительных позициях.
1.3.2. Первая и недолгая «оттепель» в духовной жизни
Перемены в верхах и изменения во внешней и особенно внутренней политике не могли не вызвать определенные подвижки в общественных настроениях. В предыдущих параграфах уже говорилось о реакции населения на смерть Сталина, реабилитацию врачей, арест Берии и выступление Маленкова в Верховном Совете. Публикация в газетах остро критичных материалов сентябрьского пленума ЦК КПСС, касавшихся, вроде бы, только вопросов сельского хозяйства, заставила многих читателей этих материалов задуматься над более общими и глобальными вопросами, породила у них надежды на лучшую жизнь. В том числе в духовной сфере. Для этого были, казалось, немалые основания.
23 июня 1953 г. президиум правления Союза писателей решил вновь принять в члены союза М. Зощенко. Узнав о том, что редактор юмористического журнала «Крокодил» побывал у него после этого и попросил отдать для публикации все его рассказы, написанные за долгие годы вынужденного молчания, писатель, критик и литературовед К.И. Чуковский записывал в свой дневник: «Какое счастье, что 3-ко остался жить, а ведь мог свободно умереть… от голода… Теперь уж этого больше не будет!»{306}.