— Вейн, — тихо позвал её я, а в голосе этом чувствовалась боль о содеянном; она медленно обернулась в мою сторону, не сказав ни слова, просто легко улыбнувшись.
Что это? Улыбка…. Не знающая обид и боли. Неужели человек может так улыбаться? Я не верю, что видел подобное когда-то, но душа моя приходит в волнение, некую тревогу, когда я вижу эту улыбку на её лице. Может ли она принадлежать подобному созданию? Вейн не ангел, но улыбка её очень хочет сказать иное.
— Что-то случилось? — тихо, подобно мне, проговорила она, не сводя глаз с моего силуэта во тьме, в которой были видны лишь мои проклятые серые глаза.
Случилось ли что-то? Сам не знаю, как следует ответить на этот вопрос. Та отметина, которая въелась в её плечо мерзким синяком, твердила о боли, которую теперь никогда никто не сможет излечить, ведь демоны собственники, и всё, что нам когда-то пришлось по вкусу, мы присваиваем, отделяя собственность от реального мира. Наградив человека печатью, демоны обязуются оберегать то, что присвоили. Я знал, что ей нужна защита в этом городишке, но и ей теперь придётся расплачиваться собственным разумом, за который будут бороться нечестивые.
— Я скучаю по академии, — неожиданно сказала она, разбудив и мои воспоминания об этом месте.
— Ты не вернёшься туда ещё очень долго, — мой голос звучал крайне грозно, но это вовсе её не напугало.
— Зачем ты держишь меня здесь?
— Чувствуешь себя в клетке? — колкая улыбка пронзила моё лицо, — Замечательно.
Тьма за окном давила с каждым разом всё сильнее, но я не был уверен в том, что во всем был виноват мрак. Кто создаёт тьму вокруг? Несомненно, люди.
Глава 16
По улицам города брёл злой человек, спрятав своё лицо под капюшоном. Душа его была пуста, обречена на отречение от счастья и полноценности. Его имя никому не было известно. Только сумрак падал на город, как он выбирался из своей берлоги, ища очередную жертву, чтобы насытиться её страхами и болью. Он верил, никто не сможет встать на его пути. Верно, никто, кроме него самого. Завидев играющего ребёнка у собственного дома, он тихо подкрался к нему, к этому маленькому мальчику, который освещался лишь уличным фонарём у дома. Зубы злого человека уже стучали друг о друга, предвкушая плач ребёнка. Шаг за шагом он приближался к нему из темноты, как кошка, выслеживающая мышь, боясь каждого своего неосторожного движения. Футбольный мяч мальчика то взлетал, то опускался на землю, звеня в ушах злого человека. Шаг за шагом он приближался к нему, вдыхая запах ночи. Шаг за шагом он становился ближе. Шаг…. Улица была абсолютно пуста, лишь футбольный мяч сам по себе стучал о мощёную дорогу, уносясь в немую и холодную мглу Сан-Лореила душами несчастных и обречённых.
Мэтью смотрел на своё отражение, которое выглядывало на него из холодного озера у развалин Де Ранжио. В своих глазах он пытался увидеть что-то живое, что явно бы не одобрил Келвин, но то, что ему так не хватало…. Этому маленькому мальчику с пустым сердцем и именем. Кем был он для себя? Ничтожным созданием, монстром, у которого всегда в запасе есть вечность, которой он ни с кем не мог поделиться. Зачем он этому миру стал нужен? Он ведь ничто, пустота, которая парила над городом целую вечность, ища свой собственный смысл жизни. Нашёл ли он его? Он думал, что этого смысла для него нет, ведь он очень давно стал незримым духом в собственном отражении. Келвин избивал его, при этом называя своим наследником, оставляя на этом хрупком синюшном теле рваные раны, синяки и ожоги от клейма, который вырисовывал копьё, на котором извивалась гадюка. Как же Мэтью ненавидел этот знак, он хотел вырвать кожу с того места, где он был выжжен, но знал, что новый знак появится на его лице. Мэтью скучал по обычной жизни, вспоминая мать и отца, которые заботились о нём, звали вечером на ужин, зажигая свечи на обеденном столе. Пусть над ним раньше издевалась ребятня, пусть он был изгоем, но это не могло бы ему помешать быть счастливым. То, кем он стал сейчас, он не может назвать счастливым существом, ведь человеком он уже давно не был. Рассматривая своё отражение в чистой озёрной воде, он вдруг услышал чьё-то взволнованное ворчание, доносящееся за его спиной. Это была собака, грязная рыжая псина с добрейшими карими глазами, которые с надеждой смотрели на существо, которое души не чаяло в добродетелях и животных. Прикоснувшись к мокрому чёрному носу холодной ладонью, Мэтью слегка улыбнулся, точно зная, что он не безнадёжен и ещё имеет в своей чёрной душе маленькую, но пылающую частичку человечности.