— Не жалей. И не говори о жалости. Это бесполезное чувство.
— Тогда что не бесполезное?
Её вопрос озадачил меня. Что вообще может быть не бесполезно? Быть может, реальность, к которой мы привязаны. Бесполезно всё, что не может принести пользу, которая могла бы подтолкнуть к важной мысли, действию, решению. Оценивая ситуацию, людей, мне часто приходится ставить на них крест, не найдя ничего важного для себя.
Когда мы поднимались по лестнице, ректор Вальмонт внезапно появился на моём пути. Он был крайне серьёзен.
— У Вас серьёзный разговор ко мне? — пытаясь предугадать его слова, я был настроен к его объявлению, — Слушаю.
— Я видел, что произошло с Блеком. Мне казалось, он будет несколько сильней. Однако его желание выбраться отсюда мне всегда было известно. Последние пять лет он был неспокоен. Постоянно просил меня, чтобы я отпустил его. Когда бы он не покинул академию, конец его всегда был предугадан, — ректор устало вздохнул, в глазах его также отпечаталась усталость, — Энгис, можно мне с тобой поговорить?
— Да, конечно, ректор, — указав жестом, что демоны на некоторое время свободны, я ровным шагом последовал за Вальмонтом, направляясь в его кабинет.
Мы шли молча, не сказав друг другу ни слова. Разговор был серьёзным, я чувствовал это.
Распахнув двери кабинета, мы вошли. Ректор занял место за своим рабочим столом, я же остановился на середине кабинета, внимательно слушая Вальмонта, который не спешил делиться своими переживаниями.
— В «Энн Саммерс» никогда не было спокойно, но сейчас, когда ты вернулся, ситуация усугубилась. Многие нечистые души пытаются пробраться к учащимся. Академия — большая клетка, в которой мы все заперты. Некоторому злу это на руку. Недавно пострадала Римма. Я знаю, что кто-то забрал часть её души. Это не может сделать кто-то из низших. Поэтому, Энгис, прошу тебя, защити академию от гибели учащихся. Я не могу усмотреть за всем, что здесь происходит. Однако я могу доверять тебе.
— Не волнуйтесь, я буду настороже.
Я уже собирался уходить, как голос ректора остановил меня. Он звучал крайне тревожно.
— Не вини Сэма. Он не понимает, что происходит. Эта слабость в нём из-за клана Александровски. Они играют с ним, увидев в нём идеальное оружие против тебя. Этот клан… В нём давно нет ничего святого.
Оправдание? Ректор просто не может допустить нашу ссору. Это ранит его, точно отца. Я понимаю его, но образ друга в лице Сэма давно для меня исчез.
— Я не притронусь к нему. Всё, что происходит с ним, лишь его проблемы.
Вальмонт остался один в кабинете. На лице его рисовались странные чувства, тихо уничтожающие его. Отбросив очки в сторону, он устало облокотился о спинку стула, лишь потом заметив, что очки его разбились, слетев со стола на пол. Над его головой кто-то взмахнул крыльями, сев на край его стола.
— Вот скажи, Ди, что мне делать с ними? — подложив руки под голову, Вальмонт наблюдал за голубем, который когда-то был им вылечен, — Когда они были детьми, я мог с ними справиться, а теперь… Я бессилен.
Глава 37
Вейн и Римма сразу после занятий ушли в город, желая проветриться и немного порадовать себя прогулкой по парку. Парк здесь был довольно живописный, засаженный аккуратными деревьями, среди которых особенное внимание уделялось плачущим ивам. Небольшие лавочки стояли под деревьями, укрывая обитателей от солнца. Люди часто приходили сюда, чтобы побыть наедине или с близкими людьми, имея возможность немного отделиться от серости городка.
Римме всё ещё нездоровилось. Она странно ощущала себя в этом мире, точно постепенно теряясь в тумане неведомой ей реалии. В глазах её было мутно, как-то бесцветно, из-за чего она не могла видеть мир так, как прежде. Серые лица людей, серые деревья, серое небо…. Она словно перестала различать цвета. Всё стало для неё так бессмысленно, пусто и отречено. Однако она по-прежнему видела в цвете только одно, что лишь теперь её удивляло. Голубые глаза Вейн сияли крохотными льдинками в этом пустом мире, заставляя Римму часто в них невольно заглядывать. Для неё это было удивительно. Ни один человек, проходящий мимо подруг, не показался ей особенным, их глаза пустовали, не имели и капли цвета. Но Вейн не была похожа на обычных людей, казалось, она была особенной. В этом Римма убедилась лишь сейчас, хоть и раньше не могла сравнить подругу ни с одним человеком. Что с ней было не так? Она не знала, даже не догадывалась. Ей на мгновенье стало даже страшно, но ей было не понятно, откуда взялся этот страх. Нет, она боялась не за себя, за Вейн, которая сильно выделялась в её опустошённой душе. Римма не сказала ей ничего, делая вид, что всё нормально, так, как и должно быть.