Мимо них пробежал ребёнок, гонясь за чёрной кошкой, которая никак не давалась в руки.
— И всё же, Вейн, постарайся позаботиться о себе. Последнее время мне как-то не по себе за тебя. Такое чувство, словно тебе грозит что-то страшное. Поэтому, побереги себя.
— Что со мной может случиться?! — перекинув ногу на ногу, Вейн вглядывалась в пустые глаза подруги, в которых полыхала маленькая частичка оставшейся жизни.
— И всё же, — Римма была серьёзна, не на шутку серьёзна.
В какой-то миг она подскочила на месте, быстро отреагировав на детский плач.
— Эй, малыш, что случилось? — бросившись к ребёнку, Римма наклонилась к нему.
Утирая слёзы, мальчик указал куда-то во тьму.
— Я пытался поймать свою кошку, но она убежала от меня. Я просто забыл закрыть дверь… Теперь мама накажет меня, — трепетал его тоненький голосок, волнуя сердце девушки.
Обняв его, Римма пыталась успокоить мальчика.
— Давай я помогу найти её. Куда она убежала?
Замерев, ребёнок восторженно посмотрел на неё, точно на какого-то бога, дарующего ему спасение. Он не сказал ни слова, просто указав в сторону старого дуба, рядом с которым не было ни одного человека.
— Вейн, я скоро вернусь, — всё, что услышала Вейн от Риммы в тот момент.
Присев на край лавки, Вейн любовалась нежными облаками, как вдруг раздался приглушённый крик. Что-то внутри Вейн закричало в тот момент. Побежав на звук, к старому дубу, она припала к земле, точно прикованная цепями, когда увидела, как опустелое тело подруги бессознательно лежало на земле, закатив белые глаза к небу. Она словно выцвела в тот момент, лишилась своей особенности, жизни. Вейн не знала, что ей делать, поэтому окаменевшая сидела перед телом, точно не желая верить в гибель Риммы. В её жизни не так много было тех, чья душа была предана чистоте разума и совести. Её рука дрожала, когда она коснулась ею холодного лица Риммы, в надежде почувствовать что-то живое. Долгое молчание нависло над парком, но неожиданный крик скорби и сожаления вырвался из груди несчастной, который мигом разогнал всех птиц, сидящих на макушках деревьев.
Глава 39
Когда человек погибает, мир приглашает нового гостя в свои пределы. Душа погибшего становится либо жертвой тех, кто позарился на неё, желая приобрести в свою копилку, либо наполняет новый сосуд жизни, который давно ждал своего черёда для жизни в этом мире. Всё равносильно, линейно и весьма справедливо.
Смерть всегда навязчива, неотступна. Она точно знает, чего хочет и знает, как добиться своего. Она, несомненно, лучший игрок, с которым я бы с радостью сыграл, бросив ей вызов, который был бы для неё равносилен жгучему песку, брошенному в эти пустые глазницы. Я часто встречал её и вижу до сих пор. Она рядом, продолжая существовать вне чьего-то великого рассудка. Она свободна, но поступает осторожно, сначала продумывая тактику своего следующего хода. Это очевидно, смерть превосходный игрок.
Жёлтые розы были возложены в руки мертвеца. Эти цветы больше не пахнут свежестью, некой робостью и счастьем. Запах мёртвого тела пропитал их насквозь, заставив благоухать печалью и скорбью. Как забавно всегда это было у людей. Они постоянно дарят друг другу мёртвые цветы, со стеблем срезанные с земли, считая, что это принесёт радость. Дарят живому мёртвое… Вот на что готов пойти человек ради своих чувств, преподнеся любимому прах красоты. Цветы кружат в их руках, вонзаются шипами в их руки, чтобы пожелать счастья, но не навредить. Их лепестки осыпаются, падая вниз, под ноги, а затем и вовсе становятся забытыми. Как прекрасны эти срезанные жёлтые розы в руках мертвеца. Эти руки бережно их держат, не обращая внимания на боль от впившихся шипов. Лицо человека обездвижено, оно замерло, вдыхая проклятый аромат мёртвых цветов. Веки застыли, алые губы не шевельнулись… Мёртвые цветы так прекрасно смотрятся в руках мертвеца.
Сырая земля ударила о крышку гроба, навеки оставив покойницу в одиночестве и темноте. Ей нечего больше бояться, душа её теперь даже не подумает о страхе. Приятный запах сырости ударил по моему обонянию. Лёгкий ветерок колыхнул пряди моих чёрных волос, донеся до меня тревогу ягнёнка, загнанного в полное опустошение. Слёзы бежали по щекам Вейн, окропляя без того сырую землю под её ногами. Её душа болела, я это чувствовал. Обнимая её, скрывая лицо от ветра, Джорджия старалась утешить Вейн, понимая, что это для неё сейчас важно. Оставаясь в стороне, я наблюдал за ней, задаваясь многочисленными вопросами о человеческой природе, которую мне никак не понять. Люди удивительны. Они способны понять друг друга, чувствовать любовь и привязанность, при том отличая их друг от друга. Неужели дружба людей настолько сильна, что её потеря заставляет скорбеть? Потеряв дорого человека, всегда становится душно от печали. Я чуть не сгорел, потеряв свою семью… Семья всегда выделялась нами как некое величие, божество, отвернуться от которого невозможно. Именно семья способна пробуждать в себе чувства, воспитывая их так, как положено. У людей всё взаимосвязано. Они готовы продать душу ради спасения друга, любимого. Тереза всегда говорила мне в детстве, что вести за собой нужно лишь того, кого способен ты назвать семьёй, кто способен пойти на жертвы ради тебя самого.