Она выключила аппарат. Компьютеры мало изменились со времени их изобретения: по-прежнему требовалось лишь уметь задать вопрос даже для самых хитроумных систем. А Килашандра гораздо больше привыкла находить малоизвестных композиторов и исполнителей, чем решать галактические головоломки.
Она пошла в гостиную, чтобы немного выпить, и думала, что Шиллаун опять преподнесет какую-нибудь сногсшибательную интерпретацию того, что он узнал из банка информации. Но он погрузился в расчет механических средств очистки саней. И Килашандра была рада, когда Рембол взял ее за руку и подмигнул.
— Наверное, я слишком устал для больших свершений, Шандра, — дружески сказал он, когда они дошли до его комнаты, — но хотел бы, чтобы мои руки обнимали что-то теплое и… соответствующее моему возрасту.
Килашандра засмеялась его нескладной шутке.
— Полностью приветствую. Твой счет выдержит ярранское пиво?
— Даже и для тебя, — ответил он, делая вид, что неправильно ее понял.
Они спали спокойно и безмятежно, как если бы компания и в самом деле была взаимно благоприятной. Когда компьютер разбудил их, они молча с аппетитом поели, а затем явились к ангарному. Поскольку они прибыли первыми, ангарный офицер с некоторым беспокойством оглянулся на аппарель.
— Придут, — сказал ему Рембол.
— Вот сани, которые должны быть готовы к полудню. Начинайте с них. Другие номера появятся на дисплее, когда я узнаю, кто из певцов собирается забрать сегодня свое имущество.
Килашандра и Рембол поспешили отойти, желая быть подальше от ангарного, если остальные добровольцы так и не придут. К полудню они вычистили и заправили продуктами восемь саней. Цифры периодически исчезали с дисплея: ясно было, что и другие рекруты работают.
В полдень по ангару разнеслись голоса, что предупредило Килашандру и Рембола о наплыве.
— Не нравится мне этот тон, — сказала она, в последний раз стукнув по скобам для резца в санях, которые они только что подготовили.
— Звук злобной толпы, — сказал Рембол и потянул ее за руку к складу, откуда они видели ряды саней и вход в ангар.
Стуки, проклятия, хлопанье дверцами, металлические звуки, удары по пластику… Заработали двигатели.
— Слишком быстро для такого замкнутого пространства, — сказал Рембол. Она заткнула уши. Рембол сморщился при особенно громком лязге и последовал ее примеру. Все это длилось недолго, но Килашандра вытаращила глаза на происходящее и удивлялась, как певцы не сталкиваются при таком столпотворении. Суматоха закончилась так же быстро, как и началась, когда последние сани унеслись к Рядам Брирертона.
— Мы сделали восемь саней? — спросил Рембол. — Этого достаточно на двойное время. Пошли. С меня хватит!
Гостиная была пуста. Дверь Кариганы закрыта и светилась красным. Рембол притянул Килашандру к себе, и она прижалась к его худому телу.
— Сегодня я не устал. А ты?
Килашандра не устала, потому что в Ремболе, в его обманчивой юношеской внешности, таилось непреодолимое очарование. Килашандра знала, что он знает это, но поскольку он вел себя не навязчиво, она охотно согласилась. Он был вроде ярранского пива: холодный, с хорошим приятным вкусом, удовлетворял без пресыщения.
Когда они снова вернулись в гостиную, все разбрелись по ней, осторожно массируя свои пальцы, ободранные и смазанные подсушивающим лекарством двойной оплаты, уменьшившим их счет.
— А вы знаете, что Гильдия может сделать? — спросил Шиллаун, садясь против Рембола и Килашандры и прихлебывая свою выпивку.
— С чем сделать? — спросили подошедшие Бартон и Джезри.
— С лодырями вроде нее, — Шиллаун кивнул в направлении Кариганы.
— Что же? — спросила Джезри. Глаза ее блестели ожиданием.
— Могут уменьшить рацион.
Джезри не подумала о таком наказании.
— И другие удобства могут случайно выключиться.
— Какие, например?
Шиллаун сморщился больше от смеха, чем от усилий говорить.
— Ну, скажем, пойдет холодная вода вместо горячей, то же самое с едой. Представь: горячее — холодное, а холодное — горячее. Компьютер начнет шуметь среди ночи, стул под тобой развалится, дверь не всегда будет отвечать на твой отпечаток. — Шиллаун был согрет восхищением своей аудитории. — А поскольку ты оставляешь свой отпечаток, когда набираешь какую-нибудь еду, твой заказ не будет принят… В общем, всевозможное коварство, неудобство и прочие заморочки.
— Именем какого святого ты пользовался, чтобы компьютер сказал тебе все это? — спросила Килашандра. Ее вопрос был тут же подхвачен другими.
— А я и не спрашивал компьютер, — сознался Шиллаун, отводя глаза. — Я спросил заправщика, с которым вчера работал.
Рембол закатился смехом.
— Все-таки самый лучший компьютер — человеческий мозг.
— Это вроде бы и все, что у моего заправщика осталось от человека, — с отвращением сказал Шиллаун.
— А такое происходит с Кариганой? — с надеждой спросила Джезри.
— Пока нет, но может, если она будет продолжать в том же духе. Кстати, она в долгу за два дня, а мы впереди на четыре.
— Но ведь правила Гильдии… — начал Бартон.
— Верно, — Рембол снова прыснул, — но Гильдия и не лишает человека крова и питания, а проста чертовски затрудняет их получение или доставляет иные неудобства.
— Мне страшно подумать, что я могу стать кладовщиком или заправщиком, — сказала Джезри, и, судя по унынию товарищей, она вызвала несказанную тревогу во всех.
— Думайте о хорошем, — посоветовал Шиллаун с легкой запинкой.
— Ну, скоро мы узнаем, — сказал Рембол. — Мы здесь уже восемь дней.
— Почти девять, — машинально поправил Шиллаун.
— Завтра? — в голосе Джезри слышался ужас.
— Может пройти намного больше десяти дней, если я хорошо запомнил слова Бореллы насчет инкубационного периода, — мягко успокоил ее Шиллаун.
— Хватит, ребята, — твердо сказала Килашандра и осушила свой стакан. Давайте поедим, выпьем и посмеемся…
— Над тем, что завтра умрем? — сказал Рембол, поднимая брови.
— Я не намерена умирать, — ответила Килашандра и заказала два стакана ярранского пива для себя и Рембола.
Они с Ремболом еще немного выпили и вместе ушли спать. Когда Килашандра проснулась в своей комнате, то обнаружила, что Рембол уже ушел. Дневной свет был слишком ярок для глаз, и она затемнила окна. После шторма и связанной с ним тяжелой работы было очень приятно посмотреть на холмы. После дождя распустились яркие красно-пурпурные цветы, серо-зеленая трава стала ярче. Без сомнения, следует научиться любить сезонные изменения на Беллибране. До тех пор, пока она не поехала с Карриком по Фьюерте, она мало ценила настоящую природу, поскольку слишком привыкла к голографии, употреблявшейся в спектаклях.