Покончив с едой и послеобеденной выпивкой, суперкарго и инженер извинились, сославшись на дела, и отбыли. Андерс помахал им на прощание и повернулся к Килашандре.
– Видите, что будет с вами, если вы станете певицей.
– А что должно случиться?
Андерс нетерпеливо щелкнул пальцами.
– Вы будете одиноки. Везде.
– С Карриком я не была одинока. Он был отличный компаньоном.
– По специфической причине, не сомневаюсь, и не говоря уж… что я лезу не в свое дело.
Килашандра засмеялась.
– Мы делаем это взаимно, мой друг. И я все-таки не понимаю, чем виноваты хрустальные певцы.
– А кто говорит, что они виноваты?
– Ну, я не заметила, чтобы кто-нибудь с ними здоровался…
– И не заметите. Выродки, вот они кто. И всегда держатся, словно они выше всех.
– Каррик… – начала она, вспомнив, каким веселым он был.
– Может, он был еще на полпути к мании величия, когда вы познакомились с ним. Они меняются… и не в лучшую сторону.
– Может быть, они должны быть такими? – сказала она несколько резко, потому что непонятная настойчивость Андерса в утверждениях раздражала ее. – Факс сказал, что они прошли мощные физические и психологические тесты и тесты на пригодность. Принимаются только лучшие, так что они и должны быть выше обычных трудяг, с которыми вы сталкиваетесь повсюду.
– Вы не понимаете! Они совсем другие! – Андерс стал жестикулировать, стараясь объяснить.
– Я все равно не пойму, если вы не объясните мне, в чем дело.
– Ладно, – сказал Андерс, хватаясь за ее предложение, – сейчас я вам растолкую. Вон тот певец, в коричневом: как, по-вашему, сколько ему лет? И не глядите на них в упор – они могут оскорбиться, если разозлятся. Особенно, когда они только что вернулись из Рядов, как эти…
Килашандра взглянула на человека, одетого в коричневое, он был выше остальных, и лицо его было таким же притягательным, как у Каррика.
– Я бы сказала, что ему лет тридцать пять – сорок.
– Мне сорок, и я девятнадцать лет летаю этим курсом. И я знаю, что он уже был певцом по меньшей мере уже девяносто лет назад, потому что именно тогда его имя появилось в пассажирских списках моего корабля.
Килашандра бросила еще один осторожный взгляд на певца: трудно было поверить, что его возраст перевалил за столетие. Современная наука нейтрализует самые тяжелые разрушительные действия физической дегенерации, но…
– Итак, вас злит их вечная юность?
– Нет. Откровенно говоря, я не хотел бы жить более ста – ста двадцати лет. Дело не в том, что певцы дольше выглядят молодыми, хотя это, конечно, тоже кое-что… Существует иное различие.
– Какое же? Психологическое? Профессиональное? Физическое? Или финансовое?
– Видите ли, есть различия, которые мы, прочие, замечаем, ощущаем, чувствуем в певцах и негодуем! – Андерс воодушевился и даже стучал кулаком по ладони, чтобы подчеркнуть свои слова. – Что бы это ни было, оно навеки отделит вас от остального человечества. Неужели вы этого хотите?
Через некоторое время Килашандра посмотрела Андерсу в глаза и спокойно сказала:
– Да. Хрустальные певцы жестоко отбираются и получают высокую профессиональную подготовку. И я хочу стать членом такой группы. Кстати, у меня уже была некоторая подготовка в этом, – добавила она, грустно улыбнувшись.
– Значит, вы везли Каррика обратно… – ноздри Андерса раздулись от подозрения, и он отодвинулся от Килашандры.
– …потому, что была обязана этому человеку, – быстро сказала она, так как ей не понравилось выражение его лица: ведь ею действительно двигала жалость к Каррику. – Кто знает, я могу и не пройти этих строгих требований, и тогда буду выслана на любом попутном челноке. Но попытка никому, кроме меня, не повредит, верно? – она сладко улыбнулась Андерсу. – Я, видите ли, не очень стремилась к какой-либо цели, когда встретила Каррика…
– Тогда вам надо на мой корабль или на любой другой… А здесь, – Андерс подчеркнуто показал пальцем на пол, – тупик.
Килашандра еще раз взглянула на певцов, гордых, надменных, и одновременно каких-то лучезарных. Она задумчиво нахмурилась, чтобы сделать приятное Андерсу, но группа эта, отстраненная, недоступная, выглядела действительно особенной: они отчетливо выделялись среди остальных и поэтому казались выше других, не менее умных и физически привлекательных людей, отличие, выделявшее певцов, где бы они ни были. Они выглядят так всегда, подумала Килашандра, как звездные артисты, принимающие аплодисменты от восторженной публики. Поскольку у нее отняли одно, она должна попытаться заполучить другое.
– Что-то есть в них, – сказала она вслух, улыбнувшись и пожав плечами. – Знаете, а вы правы насчет пива… – она снова повернулась к Андерсу, обаятельно улыбаясь.
– Сейчас принесу еще…
Она провела приятный вечер с Андерсом, хотя была рада, что это только вечер, потому, что ограниченность капитана проявилась очень скоро. Каррик многому научил ее.