Аварийной машине не пришлось долго лететь, потому, что сани врезались в холм недалеко от комплекса. На вызов кома пилот саней не ответил.
– Чертов дурень ждал слишком долго, – сказал Пилотный, нервно хлопая руками по бедрам. – Ведь предупреждали его, когда он уезжал, чтобы не задерживался! Но ведь им что говори, что нет – никогда ничего не слышат.
Он повторял это в различных вариантах, пока аварийная машине не подошла к саням, и поломку стало видно. Пилот аварийщика посадил свою машину в четырех шагах от саней певца.
– Выгружайте кристалл, – закричал полетный, бросаясь к раздробленному носу саней, наполовину зарывшемуся в пыль.
Килашандра повиновалась приказу, но оглянулась на путь саней. На расстоянии она видела два следа от полозьев, где разбившиеся сани отскочили к окончательной остановке.
Грузовое отделение выдержало. Килашандра с интересом смотрела, как трое мужчин освобождали ближайший люк. Как только они появились с картонными коробками, она бросилась внутрь. Затем она услышала стоны хрустального певца и ругань полетного и помогавшего ему врача. Но едва она коснулась коробки, как тут же забыла о раненом, потому что мягкий, но весьма ощутимый шок пробежал по ее костям от рук к пяткам и голове. Она крепко вцепилась в раму, и ощущение рассеялось.
– Идите дальше. Везите этого парня в больницу, – сказала она вернувшимся членам команды.
Она подняла коробку и пошла, следя за каждым своим шагом и не обращая внимания на уговоры людей, прошедших мимо нее. Она согнулась под тяжестью коробки, когда кокон с раненым ловко поместили в аварийную машину.
В течение короткого перехода к комплексу она думала, почему здесь столько суматохи. Симбионт конечно залечит раны человека, дай ему только время. Она предполагала, что симбионт облегчает боль – Борелла, похоже, не испытывала никакого неудобства от своей огромной раны на бедре, и Консера в своих жалобах ничего не говорила о боли в регенерирующих пальцах.
Как только аварийщик приземлился, ожидающие врачи унесли певца. Сжимая в объятиях коробку, в которой, как она надеялась, был черный хрусталь, Килашандра пошла прямиком в сортировочную. Искать Интора не пришлось, так как он чуть не налетел на нее.
– Интор, – сказала она, протягивая ему коробку, – я думаю, что это черный.
– Черный? – удивился Интор, моргая и хмуро глядя на нее. – А, это вы… Что вы здесь делаете? – он повернулся в сторону больницы, а затем посмотрел вверх, на этаж рекрутов. – Никто не резал черный кристалл.
– Киборген должен был резать. Он разбился. Это из его саней. – Она толкнула коробку в грудь Интора. – Полетный офицер говорил, что Киборген поехал резать черный.
Вопреки своим привычкам Интор взял коробку. Килашандра внутренне злилась на его нерешительность. Она не хотела признаться в контактном шоке, который испытывала в санях Киборгена. Она ловко повернула Интора к его столу, и он, все еще растерянный, представил код певца к сканированию. Его руки поднялись, но снова опустились, когда он повернулся к Килашандре.
– Продолжайте, – сказала она, расстроенная его колебанием, – взгляните на них.
– Я знаю, какие они. А вы как узнали?
Нерешительность Интора исчезла, он почти укоризненно смотрел ей в глаза.
– Я чувствовала их. Откройте. Как режет Киборген?
Все еще глядя на нее, Интор открыл коробку и вынул кристалл. У Килашандры перехватило дыхание при виде тупого, неправильного пятнадцати сантиметрового сегмента. А Интор почтительно распаковал еще два куска и приложил их к первому.
– Он хорошо режет, – сказал Интор, внимательно изучая кристаллы. – Он режет очень хорошо. Точно проходит мимо трещин. Это и объясняет формы.
– Это его последняя резка, – произнес низкий голос гильдмастера.
Килашандра вздрогнула, обернулась и поняла, что Ланжеки подошел уже несколько секунд назад. Он кивнул ей и поманил кого-то их складского помещения.
– Принесите остальные резки Киборгена.
– Есть еще черные? – спросил Интор Килашандру.
Она дрожала, чувствуя внимательный взгляд Ланжеки.
– В этом боксе или во всем грузе?
– В том и другом, – сказал Ланжеки. Его глаза блеснули при попытке выиграть время.
– В боксе нет, – сказала она, проведя рукой вдоль пластины, и нервно сглотнула, искоса глядя на импозантную фигуру Ланжеки. Его одежда, раньше казавшаяся ей тусклой, блестела множеством нитей в неуловим рисунке, очень хорошо гармонирующем с рангом гильдмастера. Он коротко кивнул, и шесть коробок из саней Киборгена поставили на стол Интора.
– Есть еще черный? – спросил Интор.
Она снова сглотнула, вспомнила, как раздражала ее эта привычка у Шиллауна, и провела рукой над коробками. Она почувствовала странное покалывание в ладонях.
– Ничего похожего на первый, – сказала она растерянно.
Интор поднял брови, открыл один бокс и осторожно вынул горсть тусклых осколков. Другая коробка содержала такие же осколки.
– Триаду он вырезал первой и последней? – тихо спросил Ланжеки, поднимая осколок длиной в палец и разглядывая его неправильную форму.
– Разве он не сказал? – спокойно спросил Интор.
Ланжеки вздохнул и коротким движением головы ответил на вопрос.
– Я думала, что этот драгоценный симбионт лечит… – выпалила Килашандра помимо своей воли.
Взгляд Ланжеки заставил ее замолчать.
– У симбионта есть несколько ограничений: сознательное и постоянное злоупотребление – раз; возраст хозяина – два; добавим третий фактор: Киборген слишком долго оставался в Рядах, несмотря о штормовом предупреждении. – Он повернулся, чтобы взглянуть на три куска черного кристалла на весах и на кредитную оценку на дисплее.