Камбуз встретил тишиной. Клацнув выключателем, прошла к плите, ставя чайник, а после, когда вода, попавшая на поверхность агрегата, зашипела, испаряясь, прошла дальше к холодильнику. Мясо в морозильной камере на проверку оказалось уже затвердевшим, что не вызвало энтузиазма ни у меня, ни у грифона.
– Нил, найди пока чашки и заварку – Говард хвастался, будто они успели купить ее. А если сахар найдешь, то вообще шикарно! – повернулась к нему, замершему на входе. Парень молча кивнул и прошел к полкам, по очереди открывая их и, спустя некоторое время, находя указанное.
Детеныш вновь завозился у меня в руках – ему явно не понравился холод, идущий из большого белого ящика с антресолью. Но удача улыбнулась не только Нилу – Нора, явно придумав что-то на завтрак, или, скорее всего, на предполагаемый ужин, в менее холодном нутре оставила пару кусков сырой оленины в глубоких мисках – чтобы кровь не стекла на дно холодильника.
Разогнувшись, усадила пищащий комок перьев и шерсти на тумбовый стол, после вновь склонилась к холодильнику, с натугой доставая большую миску.
– Наверное, ты все же ешь такое сырым, – задумчиво пробормотала, переводя взгляд на заинтересованно потянувшегося детеныша. – Так, стоп, оно холодное! – щелкнула его пальцами по клюву, заставляя отдернуться и обиженно запищать. Чайник запел, призывая к действию. Нил, в этот раз уже куда более быстро реагирующий, покладисто снял его с огня и, морщась от боли в руке, осторожно разлил кипяток по двум чашкам.
– Ладно, тогда есть будешь маленькими кусочками и чуть подваренное, – утомленно вздохнула – делать что-либо было ужас, как лень. Пережитое за день, стресс и та ненависть, что я испытала к Мавру сошли на нет, оставляя после себя слабость в теле и желание просто упасть и притвориться трупом.
Детеныш поежился, но больше не лез к миске, от которой стало ощутимо веять холодом. Создав большую разделочную доску с шероховатой поверхностью, вывалила на нее кусок мяса и, создав в руке небольшой тесак, быстро отрезала часть. Убрав остальное обратно в холодильник, вернулась к куску, разрезая его на мелкие части. Переделав тесак в миску, скинула все нарезанное в нее и, вернув себе стекло доски, сполоснула руки из умывальника над раковиной. Хм, такой же, как в деревенских домиках.
Вылив из чайника оставшийся кипяток в миску с мясом, небольшой ложкой осторожно перемешала все, чтобы мясо плавало.
– Пяток частей, и будет тебе сытный ужин, – подхватив звереныша на руки, поделилась с ним, садясь за стол напротив Нила. – Почти Доширак.
Повисло молчание, прерываемое урчанием зверя, с удобствами растекшегося у меня на коленях и звоном ложки в чашке, когда я насыпала себе сахара и принялась его размешивать.
– Хороший чай, – тихо донеслось от парня, обхватившего чашку двумя ладонями, словно в попытке согреться.
– Да, лучше, чем труха в пакетиках, – усмехнулась я и, в ответ на его недоумевающий взгляд, покачала головой – не сейчас. Да он и сам это понял, вновь утыкаясь взглядом в темному чая.
– Меня зовут Неонил Фарнир, мне семнадцать Лет и я коренной житель Осао или, как ты его все время называешь, белого города, – начал он тихо. – Родители умерли за пару Лет до того, как появилась ты. Других родственников нет. Я – вор, клептоман и не был любимым сыном. Так, последняя надежда, когда отец уже совсем спивался, а матери нужно было на что-то жить и платить за дом. Потом он опоминался и резко становился прилежным отцом, вернее, мужем – меня, в те моменты, даже не желал видеть, не то, чтобы на порог дома пускать. Мать молчала – ей он нужнее, чем я был. На пару сороковников все было хорошо, а потом он вновь брался за бутылку. В один из таких дней он, в приступе белой горячки, спутал мою мать с кем-то и избил ее. После опомнился, увидел и, поняв, что натворил, повесился там же, в той же комнате. Когда я пришел – он уже остыл, а она была жива: лежала, забившись в угол. Я к ней, а она: «Будь проклят ты, и твоя жизнь никчемная». Мать никогда не говорила мне чего-то подобного или такого, предпочитая отмалчиваться и бросать виноватые взгляды. А тут… Она умерла в больнице, от крови идущей внутрь, а я остался один. Потом за дом не стало чем платить и меня выгнали оттуда. Тот, что ты видела, это ничейный, на окраинах – их там множество таких. От старого города остался, когда построили каменные, не деревянные дома, и все туда заселились.
Он прервался, а я молчала, ожидая продолжения. Сколько же я подобных историй успела услышать за свою жизнь – не счесть. Детей из таких семей называют потерянными, теми, кого уже нельзя перевоспитать из-за возраста и пережитого. Нил, на первый и второй взгляд, казался исключением из правил, и тут даже его клептомания казалась безобидной данностью.