Не могу больше сегодня стоять. Ступать больно.
Володя взглянул на него с матерным выражением лица, но промолчал.
Остаток смены мы работали втроем.
10
После ужина Славка и Володя потащили девчонок на луг играть в волейбол. Мне не хотелось бегать по мокрой от дневного дождя траве — да и вообще, честно говоря, вовсе не хотелось двигаться, — и я присел с гитарой у пустого кострища.
Приятно, конечно, играть и петь, когда тебя слушают. А особенно если слушают внимательно, заказывают, подпевают и просят повторять. Но когда не слышит вообще никто — тоже неплохо. И вообще, честно говоря, игра для самого себя всегда служила мне одним из самых больших удовольствий. Ведь это было здорово — остаться наедине с инструментом, когда пальцы начинали работать сами по себе. Когда, думая о чем-то постороннем, я принимался выводить какую-нибудь известную мелодию, а она, разрастаясь, постепенно превращалась в нечто новое, не слыханное мною и неповторимое в других условиях. Мне казалось, что гитара жила своей жизнью моих руках, а руки словно становились ее частью… Я наслаждался летевшими из-под пальцев звуками и ощущением подвластности инструмента. И одновременно удивлялся, как это удавалось; ведь я никогда не учился игре специально, просто слух улавливал ноты, а руки создавали мелодию.
Я сидел на бревне, трогая струны. Наслаждаясь этим вечером, темнеющими окрестностями и самой своей молодостью, вечной и обещающей…
На память приходили обрывки полузнакомых песен. Отрывочные строки, плывущие на кусочках мелодий — нечто очень личное и совершенно тайное, чего я не открывал никому. Даже Инне — впрочем, в последние годы она стала после равнодушной к моей игре и песням, которые так любила раньше.
Для такой невнятной игры требовалось полное одиночество, и его так сладко было испытывать здесь. На кухне, по моему разумению, никого не было, да и в палатках тоже. И я очень удивился, услышав из столовой какие-то бормотания, потом грохот деревяшек и звон падающей посуды. Наверное, две крысы не поделили горбушку хлеба — но откуда тогда взялись голоса?
Так или иначе, момент интимного уединения был утерян.
Я с сожалением отложил гитару и отправился на кухню. Из-под навеса навстречу вышел Аркашка. Одна половина морды у него была красной, словно он долго спал в одном положении. Так, — подумал я. — Кажется, кое-что проясняется. Столовая хранила следы потасовки. Несколько кружек валялось на полу, из опрокинутой банки с цветами разлилась лужа, и капли воды глухо стучали в пыли, стекая в щели между досками стола. А в углу на скамье сидела Катя.
Волосы ее были растрепаны, футболка перетянута на один бок, очки лежали на столе. Она сидела, прижавшись щекой к столбу и сцепив перед собой руки, и неотрывно смотрела вдаль. Я все понял. Молча подобрал кружки, поставил банку, долил в цветы свежей воды из фляги. Потом прошел за стол и сел напротив Кати. Она молчала, глядя в сторону.
— Скучаешь? — мягко спросил я.
Катя не ответила. Только одернула футболку и посмотрела на меня. Только сейчас, без очков, я заметил, что глаза у нее голубые-голубые, словно незабудки. И в незабудках этих, как роса, стояли слезы.
— Послушай, Катюш, знаешь что? — предложил я, коснувшись ее руки.
— Что?… — встрепенулась она, выдергивая ладонь, словно перед ней по-прежнему сидел Аркадий.
— Пойдем с нами вечером на ферму за молоком, а? Со Славкой и со мной?
— На ферму?…
— Да, на ферму. За молоком. Полчаса туда и полчаса обратно. Дорога успокаивает. Пойдем?
— Со Славой?
— Ну да. Мы с ним вдвоем каждый день туда ходим.
— Пойдем… Только я вам зачем нужна? Вы же без моей помощи молоко дотащите.
— Ни зачем. Просто так. Для единения с природой. Будешь идти рядом и веселить нас.
— Ладно, — улыбнулась наконец Катя. — Согласна, буду веселить. Когда вы идете?
— Часов в десять.
— Хорошо. Я сейчас, наверное, вздремну. Разбудите, когда соберетесь, ладно?
Вечерняя дорога купалась в пыли.
Небо было высоким и чистым-пречистым., без единого облачка. Солнце опускалось за нашими спинами, и длинные тени, извиваясь по ухабам, быстро бежали впереди нас. Еще около кладбища мы услышали гудение дизеля.
— Катюша, подожди нас у изгороди, — сказал я, когда мы подошли к ферме. — Там ужасно грязно.
— Нет, я с вами, мальчики! Не хочу одна оставаться. Вдруг бык какой-нибудь выскочит!
Мы получили две полные фляги, не спеша вышли на дорогу и остановились у обочины.
— А теперь что будем делать? — спросила Катя.