— И не вроде уже… Но, видно, кадров не хватает. Я не одна-смотри, вон еще одна такая.
Я оглянулся — действительно, неподалеку прохаживалась высокая и стройная, какая-то напряженно подтянутая черноволосая молодая женщина, на правой руке которой сверкало под утренним солнцем обручальное кольцо.
Неподалеку стояла еще одна, красно-каштановая, почти рыжая, с идеально сложенной фигурой и пронзительными светло-зелеными глазами. А ноги у нее были такими, что оторвать от них взгляд мне удалось не с первой попытки. Пока я, стыдясь и укоряя себя, на них смотрел, то вспомнил, что хозяйку их откуда-то знаю. По крайней мере, я ее где-то уже видел — может, на демонстрации… Хоть в нашем НИИ работали три тысячи сотрудников, но за два года многие примелькались, а уж таких девушек у нас было не много. Причем она не отличалась ни чрезмерным размером бюста, ни длиной своих потрясающих ног, ни талией в тридцать сантиметров… Просто присутствовала в ее фигуре такая потрясающая соразмерность всех частей, величин и параметров, что она казалась символом полного совершенства. Ну конечно, — вспомнил я наконец. — Не на демонстрации. В прошлом году, на выборах, где мы оба оказались агитаторами. Она, кажется, тоже была инженером, только работала в другом корпусе. И звали ее то ли Викой, то ли Ликой.
Еще среди отъезжающих была одна незнакомая, невысокая и довольно тощая девица, примечательная лишь тем, что ногти ее сверкали пронзительным перламутровым лаком с блестками, а на голове красовался немыслимой величины — и надо думать, неимоверной твердости — залакированный начес, точно собралась она не в колхоз, а на дискотеку. К тому же ей наверняка не исполнилось и двадцати лет. Остальными были ребята.
В начале десятого, похоже, собрались уже все. Вскоре подошел автобус, и это означало хорошее предзнаменование: в прошлом году мы до половины второго ждали тут автобуса, который застрял где-то по пути из гаража. Мы быстро погрузили свои вещи, забаррикадировав ими наглухо всю заднюю площадку. Маленький толстый шофер принялся яростно материться, что мы перекрыли ему задний обзор, и велел перегружать.
— Найди место, и сам перегружай хоть до развязывания пупка, — спокойно ответил ему бывалого вида парень лет тридцати в выгоревшей до белизны штормовке и маленькой кепочке, сдвинутой на нос — судя по всему, старший нашей смены.
Шофер поругался еще немного, но понял, что спорить бесполезно.
Инцидент был исчерпан; мы сели по местам и тронулись в путь. Среди ребят, кроме нашего Саши Лаврова да моего друга Славки, никого знакомых не оказалось. Правда, двое сразу бросились в глаза. Один крепкий, с торчащими, как у кота, рыжими усами и сверкающей из-под них золотой фиксой, понравился мне открытым лицом и каким-то приятным, дружеским взглядом.
Второй наоборот — сразу не понравился. Не знаю уж, и чем — просто не понравился, и все. То ли темными очками, как у итальянского молодого фашистика, то ли вызывающей прической под мушкетера и жиденькой бородкой, то ли какой-то неуловимой порочностью, проступавшей сразу во всех его чертах.
Его провожала девушка, вернее — молодая женщина с ребенком в сидячей коляске. Судя по тому, как он прощался с нею, жена. Однако этот факт не помешал ему сразу же, как автобус отъехал от корпуса, крепко облапить свою соседку, самую молоденькую из девчонок.
Мы уселись со Славкой. Я хорошо представлял район, куда нас везут. Езды туда было часов пять, если не больше. Славка быстро заснул, и я тоже начал придремывать, уткнувшись лбом в стекло. Автобус не спеша выехал из города, миновал мост и покатился по гладкому шоссе, раскачиваясь, как корабль. Кто-то из парней включил магнитофон, но на него зашипели со всех сторон: в утренний час еще хотелось спать, а разнородность компании пока не располагала к общению. Я все-таки старался бодрствовать: сон в трясущемся автобусе всегда плохо действовал на меня потом. Но спать хотелось ужасно. После аэропортовского поворота к аэропорту автобус свернул с асфальта и, трясясь каждым своим сочленением, запылил по грунтовке. Такая дорога предстояла уже до самого конца. Кругом тянулись спокойные, тихие поля, разделенные кое-где слабенькими перелесками. А слева, в синеющей дали, виднелись далекие горы…
Я не выдержал и закрыл глаза.
А когда проснулся, автобус уже не трясся. И даже не двигался. Он стоял на месте — и даже вроде бы на прежней дороге, среди тех же глубоко наезженных, глинистых колей.
Неужели мы так быстро добрались? И я не почувствовал ни разбитого переезда через железную дорогу, ни даже переправы на пароме?
— Что — приехали уже? — зевнув, спросил я у Славки.