— Я и не тужу, дядя Прокоп, — говорит Настя.
Весь вечер Машина радовался, прыгал, точно маленький. И никак понять не мог, чего Люба-то куксится, не радуется.
«Это она заважничала, гордиться начинает… Ну и пусть поважничает немножко, она это заслужила», — решил он.
А назавтра утром две беды: первая для Насти, вторая — Любина.
Прокоп Машина только что встал, вышел на двор — Стрекозе и Макарке с курами корму дать — и вернулся домой. Девочки еще валялись в кровати и о чем-то разговор вели, как в дверь постучал кто-то.
«Ну! Кого ж это принесло в такую рань?» — думает Машина, идя дверь открыть.
— Кто тут?
— Я, — отвечает грубый голос за дверью.
— А кто ты? — спрашивает Машина.
— Человек.
— Что ж тебе нужно?
— Мне нужно… Прокоп Синюков тут живет, мастер который? Его еще Машиною зовут…
Машина открыл дверь. Перед ним стоял мужик в зипуне, в лаптях, борода черная с проседью.
— Вот я и есть Прокоп Синюков. Говори, зачем я тебе понадобился? — говорит Машина гостю.
Мужик помялся и робко начал:
— Так как прослыхали мы, слух такой был до нас, что девчонка моя, Настя, сбежавшая которая, при тебе находится, на завод работать поступила…
«Ах, вот ты кто! Настин отец», — догадался Машина и сказал:
— Иди в квартиру. У меня две девочки есть, а которая твоя, не знаю.
Мужик вошел в дом за Машиною.
— Эй, детвора, вставайте-ка скорее, к вам тут пришли! — кричит Машина девочкам.
Мужик сел осторожно на стул и молчит.
Настя и Люба вскочили проворно и начали одеваться. Люба быстро оделась, выглянула из-за двери.
— Какой-то дяденька сидит, — говорит она Насте. — Сидит и молчит.
— Ну, оделись? — спрашивает Машина.
— Да, — отвечает Настя, подбирая гребешком волосы.
— Выходи сюда!
Люба и Настя вышли. Настя как глянула, так и обмерла: узнала отца сразу.
— Ну, которая ж твоя девочка, а? — спрашивает Машина мужика.
Мужик смотрит долго, никак Настю узнать не может сразу, а потом говорит:
— Кажись, вот эта моя…
— А-а, кажись! Хорош же ты отец, ежели дочку сразу признать не можешь! А ведь это моя дочь, твоя вот эта, — указывает Машина на Любу.
Мужик задумался опять.
— Нет, моя будто вот та. Моя на ту больше схожа.
Машина вдруг схватил мужика за шиворот, девочки завизжали.
— А-а, твоя на ту схожа! Убью, разбойник, дух из тебя сейчас вышибу! Какое ты имел право ребенка изводить, что она убежала от тебя куда глаза глядят, а? — кричал Машина, тряся мужика за шиворот.
Люба кинулась к отцу, Настя схватила Машину за руку.
— Паровоз, не смей драться! — кричит Люба.
— Дядя Прокоп, миленький, не бей ты его! — заплакала Настя.
— Не буду, не буду, это я так… Ну, счастье твое, что ты под веселую руку мне попался, да и эти вот козы помешали. А то бы хорош ты был! Я тебе показал бы, как детей воспитывать! — ворчит Машина.
— Нельзя драться, Паровоз, понимаешь, нельзя! — говорит Люба, оттаскивая отца подальше от мужика.
— Иной раз без этого не обойдешься… Ну ладно, давайте самовар разводить. Ты, Коза, займись делом этим, чай пить будем. А ты, Настя, поздоровайся с отцом-то: отцом он тебе все же приходится, — сказал Машина и вышел на двор.
— Здравствуй, тять, — еле слышно говорит Настя отцу.
— Ладно, здравствуй… Злой, однако, этот хозяин-то твой, — отвечает мужик.
— Нет, он не злой, он хороший, — говорит Настя.
— Да, хорош! Чуть не задушил начисто…
Люба загремела на кухне самоваром. А сама смотрит на Настиного отца, вспоминает, что его Романом зовут, и удивляется, что он такой. Она думала, что у Насти совсем-совсем другой отец, на этого не похож.
— Ну, как дома? — спрашивает Настя отца.
— Дома все живы, — отвечает Роман.
— А что ж… с вас за овечек вычли? Которые пропали? — спрашивает Настя.
— За овечек-то? Нет, не вычли. Потому как ты сбежала, а все думали, что ты залилась, что ли, то и порешили не вычитать. Ну, и хорошо, что ты убежала. А то бы я тебя не хуже, как вот хозяин твой меня сейчас. Проучить я тебя хотел.
— Я не виновата, что овечек украли, — говорит Настя.
— А кто ж виноват? Я, что ли? — заворчал Роман сердито.
Прокоп Машина вошел со двора.
— Ну, Настя, поговорила с отцом?
— Поговорила, — тихо отвечает Настя.
— Рада небось, что отца увидела?
Настя молчит. Молчит и отец Насти.
— Как же, свой отец как-никак. А своему всегда рад, каков бы он ни был. Ну ладно. Теперь дайте нам с ним поговорить. Иди-ка, Настенька, Любе там около самоварчика помоги, а мы с твоим отцом потолкуем. По душам потолкуем.