— Она член профсоюза? — спрашивает секретарь.
Но Машина так на него посмотрел, что он покраснел как рак вареный, а все засмеялись.
— Чудак ты, право, Кузнецов, — говорит председатель секретарю. — Девочке лет тринадцать-четырнадцать, а ты — «член профсоюза»!
— Ну ладно, значит, как же? — спрашивает Машина. — Пишете вы заключение свое?
— Что же… нужно написать, если она беспризорная.
— Она теперь не беспризорная, но работа все равно ей нужна.
Секретарь взял лист бумаги и начал писать:
«Завком Дятьковского хрустального завода доводит до сведения директора завода, что со стороны завкома препятствий к поступлению на работу…»
— Как фамилия девочки? — спрашивает секретарь.
И тут только Машина вспомнил, что он еще не знает Настиной фамилии.
— Фамилия… фамилия-то ее… Зовут-то ее Настею, — бормочет Машина, — а вот фамилия…
Все засмеялись.
— Эх, Машина! Хлопочешь о девочке, а сам не знаешь даже фамилии ее.
— Дело не в фамилии, чего хохочете? Был бы человек, а фамилия будет. Настя, как твоя фамилия? — спрашивает Машина.
— Лукошкина, — отвечает Настя тихо.
— Ну, вот видишь! Лукошкина! Пиши — Лукошкина Настя, — говорит Машина.
«…Лукошкиной Насти нет. Завком ходатайствует даже принять ее в первую очередь, так как она сирота».
Председатель и секретарь подписались, печать приложили. Машина взял бумагу и направился к выходу.
— А на заседание завтра приходи! — кричит председатель вслед.
— Приду, — говорит Машина.
Из завкома Машина и Настя зашли и в заводской комсомол.
— Тебе, девонька, скоро придется вступить в члены ВЛКСМ, комсомолкой стать. Значит, надо тебя с секретаршей ихней завремя познакомить, чтоб она знала, какая ты есть и какое твое положение. Секретарша у них девица боевая, Катя Губанова, ты к ней присматривайся да пример с нее бери, как работать надо, жить как надо, — говорит Машина Насте, направляясь с нею в комитет ВЛКСМ.
Катя Губанова, как только узнала, в чем дело, выслушала от Машины Настину историю, так сразу же отнеслась к Насте словно сестра ее родная, старшая, успокаивать ее начала.
— Ничего, Настенька, ничего! Все образуется, все наладится. Народ у нас неплохой, ты будешь тут как в семье родной. В комсомол мы тебя примем потом. А пока обживайся да не скучай, носа не вешай! Мы тебе всегда поддержкой будем, если что — прямо вот сюда, к нам иди!
— Вот это я понимаю, — говорит Машина Насте, когда они вышли из комитета ВЛКСМ и зашагали уже домой. — Молодая, а разум лучше, чем у взрослого: сразу видит, как поддержать человека нужно. Как будто дела у нас идут как надо, что только покажет дальнейшее. А дальнейшее во многом от тебя самой зависеть будет. Будешь стараться в работе, все хорошо и будет. А в этом я на тебя надеюсь. Ты запомни раз и навсегда: хорошего работника всегда и все ценят и уважают. Вот так-то вот!
А у Насти кружилась голова. Контора, директор, отдел кадров, заводской комитет и теперь вот комитет ВЛКСМ. Всюду люди, все работают. И люди не такие, как в родной Понизовке, и дела у них свои, особые. С ума сойти, сколько тут народу!
А дома Люба уже ждала их с обедом.
— Ну как? — спрашивает она у них, лишь только они порог переступили.
— Не принимают, работы, говорят, нет, — отвечает Машина.
Но Люба по лицу Насти сразу догадалась, что все хорошо устроилось.
— Паровоз, ты сегодня без обеда! — кричит Люба.
— Вот те раз! Это почему ж так? Мне скоро на работу идти, а тут без обеда?
— Не будешь обманывать. Настю ведь приняли?
— Ну да, приняли. Я тебе так и говорю. Но только они сначала ни в какую было: нет работы, да и все тут! А когда я им сказал, что могу принять ее в мою бригаду, у меня одно место скоро освобождается, то тут уж они иное запели, согласились ее взять. Конечно, годков ей еще маловато, но работенка у ней будет не забоистая, она мелочь будет от моего стула относить в прокальную печь.
— А-а, по-другому запел, когда я тебе пригрозила без обеда оставить? — торжествует Люба.
И все засмеялись.
— Ты рада, что работать будешь? — спрашивает Люба Настю.
— Да, — отвечает Настя.
— И я за тебя рада. Я сама тоже никак не дождусь, когда учиться кончу и работать стану. Хотя я и сейчас работаю, но только два часа. Нам больше еще не дают работать, мы — фабзайцы.
— Какие зайцы? — не понимает Настя.
— Фабзайцы — это те, кто учится в фэзэу. Это нас так в шутку называют, — поясняет Люба.
— Ну, фабзайчонок мой, обедать все-таки давай. Если бы ты знала, сколько мы ходили с нею да сколько разговоров переговорили мы, так ты бы сразу на стол суп подала.