И вот в этом-то и была основная проблема.
- Тебя, - где-то в его голове воображаемая Аринка звучно стукнула ладонью по лбу, припечатав веским и емким “Идиот”. Да, возможно, его прямолинейность и сослужит сейчас плохую службу. И уж точно не вызовет со стороны Яры воодушевления. Но Костя искренне полагал, что сказанная в лицо правда сработает лучше, чем самая сладкая и искусная ложь.
Тем более, что с Градовой никакое словоблудие не поможет. Уж этого добра навалом что на сцене, что в гримерке, что просто в жизни. Так почему бы не быть кратким и не доказывать свои намерения поступками?
- Кхм… - Ярослава кашлянула, прикусив губу и явно пытаясь не рассмеяться. Но не выдержала и фыркнула, возведя глаза к потолку. - Это ты мне так в любви признаешься, что ли?
Не верит. Впрочем, он ничего другого и не ожидал. Слова - это просто вода. Особенно для той, чью жизнь со всей дури разбили о зеркало.
- А что если и так? - Костя с деланным легкомыслием пожал плечами, не выпуская чужую руку из своей хватки. Ловя себя на мысли что нет, его не пугает эта “любовь”.
И что будь его воля, он не выпускал бы одну вредную колючку из поля зрения двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Интересно, если он озвучит свои мысли вслух, его сочтут сумасшедшим?
- Ха-ха, Ваше Величество, - криво усмехнувшись, девушка все же высвободила пальцы из его ладони и сложила руки на груди. - А если серьезно? Зачем?
- Да я серьезен как никогда, - снова пожав плечами, Костя засунул руки в карманы джинсов. - И твое недоверие разбивает мне сердце, Градова. Вот, слышишь? Ах этот хрупкий звон…
Иногда самые серьезные вещи проще произносить вот так вот - в шутку. Оно как-то легче, смелее получается, чем если выдавать все с постной серьезной миной, словно клянешься на Библии. Нет, Елизаров, конечно, не клялся, сравнивать не с чем, но вот чисто теоретически...
- Елизаров, сердце в другой стороне. Два тебе по анатомии, неуч.
- Ну подумаешь, промахнулся… - едва заметная улыбка на тонких губах согрела похлеще крепкого алкоголя. И вдохновила на подвиги. Наверное, именно поэтому брюнет сократил разделяющее их расстояние и положил руки на дрогнувшие плечи девушки, заглядывая в огромные, светлые глаза.
Чтобы тихо, уверенно заявить:
- Я хочу, чтобы ты оставила в прошлом, все что случилось. Я хочу, чтобы ты занималась тем, что любишь, чем живешь и дышишь. Я хочу выйти, черт возьми, на паркет и заткнуть всех, кто шепчется за твоей спиной. Я хочу, чтобы наше выступление увидели те придурки, что издевались над тобой, что выкинули тебя из своей жизни. Я хочу почувствовать музыку, танец, ритм вместе с тобой Я хочу… - тут он остановился и перевел дух, прежде, чем закончить свою тираду. - Я хочу, чтобы ты улыбалась, Яр… Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я хочу, чтобы ты позволила себе быть счастливой, позволила себе жить. Я что, так много прошу?
Последний вопрос он выдохнул почти в приоткрытые губы девушки, за все это время не проронившей ни слова. И даже закрыл глаза, намереваясь оборвать все возражения самым лучшим, проверенным способом - поцелуем. Но…
- Так-так-так… Значит, это правда, - надменный, льстивый голос разнесся эхом по классу. - А я думала, Томка пергидролем спалила не только волосы, но и мозги… Елизаров, ты что, действительно променял всех нас на… Этого гадкого утенка?
Дружное “Иу”, состоящее сплошь из хорошо поставленных, но не очень-то мелодичных голосов поставило жирный крест на любых романтических порывах. И Елизаров мысленно пожелал участницам этого хора провалиться сквозь землю.
После чего не менее любезно откликнулся:
- Терехова, шла бы ты… В гости к филологам. Они тебя и ругаться красиво научат, а не как доярка на выпасе.
- Костя! - в голосе девчонки послышалась неприкрытая ярость. - Да что с тобой? За все пять лет первый раз вижу, что ты так нарываешься. И ради кого? Хромоногого лебедя, из тех, чье третье место в восьмом ряду? Ей не место на сцене, ни, тем более, рядом с тобой.
Елизаров оглянулся на Ярославу, проверяя ее реакцию. Она стояла с совершенно безмятежным, на первый взгляд, видом. Вот только это не могло его обмануть. Не теперь, когда он знал ее историю. И, возможно, первый раз в жизни у Кости появилось совершенно нетипичное для него желание. Защитить. Уберечь. Заткнуть этим курицам рты носками университетской футбольной команды вместо кляпов, чтобы впредь думали, кому и что вякать.
- Марин, а давай ты сейчас закроешь свой рот и дашь мне самому разобраться, кого я хочу видеть рядом с собой? - максимально вежливо протянул Елизаров, улыбаясь так дружелюбно, что аж сводило скулы. - Что-то не припоминаю, чтобы давал тебе понять, будто твое мнение хоть что-то значит в моей жизни.