====== Глава I. Гадкий утёнок ======
Одна из самых трудных в жизни вещей — хранить в сердце слова, которые нельзя произносить.
Джеймс Эрл Джонс
Весна уже вовсю дышала тёплым ветром в лица всех, кто не поленился и вышел на улицу этим прекрасным днём. Он гулял по всему городу, добравшись до чудесного сада лучшего поместья в Мусутафу, где моментально начал заигрывать с листвой крон деревьев идеальных форм. Юная девушка ласково улыбнулась очередному его лёгкому порыву. Она сидела здесь на лавочке, в тени, и вышивала золотой нитью по беленькому платочку. Рядом с ней лежал кружевной зонтик, предназначенный для защиты от слишком наглых лучей дневной звезды.
Впрочем, своё занятие она в вскоре окончила, после чего задумчиво посмотрела на сочную траву у ног. Под ярким солнечным светом та сменила свой цвет с зелёного на жёлтый, а местами — даже белый. На границе с тенью травинки резко становились глубокого оливково-зелёного оттенка, и именно здесь их приминали туфельки, надетые на хрупкие маленькие ступни.
Девушка поддалась искушению и протянула руку под золотые лучики. Не прошло и пяти минут, как кожа уже нагрелась, хотя температура воздуха сегодня была относительно невысока, а, следовательно, и пагубное действие солнца тоже.
Ей нравилось солнце. Но, наверное, солнцу не нравилась она. И решило это не оно, а проказница-судьба. Вздохнув, девушка вернула руку в тень и поправила ею выбившуюся вьющуюся белую прядку за ухо, а затем и резиночку длинного рукава своего шифонового платьица.
Тут у входа в сад показалась фигура парня. Девушка от радости аж со скамьи вскочила и хотела бы подойти ближе, как он уже был рядом. Парень обхватил её плечи руками и вместо приветствия слегка «задвинул» её обратно в тень.
— Широ-чан, прекрати вечно нарушать запреты врача, — он нахмурился, сощурил гетерохромные глаза и с упрёком посмотрел на девушку.
— Шото, мне не запрещено быть на солнце. Просто нельзя долго находиться под прямыми лучами, — она мягко улыбнулась. Парня же это не успокоило.
— Да, но осторожность не помешает.
— Осторожность, а не паранойя, — она нежно погладила Тодороки по лицу, и только после этого он расслабился и выдохнул.
— Да, прости ты права. Просто, твой альбинизм… Это не болезнь, но я всё равно не могу перестать переживать.
— Ничего. Мне приятно, — она положила и вторую руку ему на щеку, и аккуратно притянула к себе. Парень, накрывая своими ладонями её запястья, закрыл глаза, и тогда девушка поочерёдно поцеловала их, начиная с того, где был шрам. Она всегда так делала при встрече, это стало их своеобразным приветствием вместо поклонов, рукопожатий, объятий и прочих традиционных «мероприятий».
— Ты долго ждала?
— Ну, когда меня привезли, сказали, что ты на час задержишься, — она пожала плечами. — Я решила посидеть на свежем воздухе, Тодороки-сан мне разрешил.
— Ладно, тогда бери зонтик и пойдём, — он взял её за ладошку и вопреки своим словам, сам потянулся за кружевным изяществом на лавочке, красоту которого в полной мере мужчинам всё равно никогда не оценить.
— А нитки? — девушка обеспокоенно обернулась, но Шото, раскрыв зонтик и занеся его над ней, потянул её на солнечную сторону.
— Да уберут твои нитки, — отмахнулся он. — Пойдём, пройдёмся, замаялась, небось, уже. Надо же, час ждала!
Она улыбнулась и больше возникать не стала.
Пара подростков прошлась по ближайшим окрестностям сада под руку, разговаривая о всяких пустяках, пока Тодороки не перешёл к важной теме для обсуждения.
— Меня приняли в UA на геройский факультет, — он почувствовал, как девушка остановилась, поэтому обернулся к ней. На её лице застыло выражение смешанных чувств — радости, перекрываемой ступором.
— UA? — она невесело улыбнулась, чуть сильнее сжав ручку зонтика. — Это же здорово. Ты всегда туда хотел… Поздравляю.
— С днём сантехников? — он поднял бровь, наблюдая за тем, как её выражение сменилось на удивлённое. — Что-то голос у тебя не радостный.
— Я просто… Нет, я рада, но… — она пыталась найти подходящие слова, чтобы её эгоистичное желание звучало не столь ужасно-противно. — Теперь мы будем видиться ещё реже, чем раз в месяц.
Застенчивый румянец покрыл её бледные щёки. Она была сильно смущена своими словами, но вот парень нашёл это очень милым. Он глухо посмеялся. Девушка покраснела ещё больше, но уже от очередного удивления.
— Широ-чан, ты такая милая! — сквозь смех выдавил он, пока та надула щёчки. — Не волнуйся, — сказал Шото, когда уже успокоился, — я поговорил со стариком. Он разрешил перенести наши встречи вместо первого вторника месяца на каждое воскресение.
— Прям каждое? — недоверчиво спросила она.
— Прям каждое, — кивнул Тодороки.
Прошла секунда. Две. Посомневавшись немного, «Широ-чан» широко улыбнулась и, выронив зонтик, прыгнула на Шото с объятиями.
— Уииии!!! Я так рада, так рада! Шото, ты такой молодец! Поздравляю! Ты станешь настоящим героем, самым великим! Я верю в тебя!
— Теперь я не просто вижу, а на себе чувствую, насколько ты рада, — он снова рассмеялся, обнимая в ответ девушку так, что её ноги оторвались от земли. Она была гораздо ниже Тодороки, да и любого своего сверстника или сверстницы. Не выпуская её из рук, Шото наклонился и поднял зонтик — ей пришлось немного прогнуться в спине. С невозмутимым лицом он выпрямился и поднял над ними слегка запылённое кружево на спицах.
— Ничего, весной солнце не такое палящее, — в своё оправдание сказала «Широ-чан», чмокая парня в щёку.
— Пойдём на каток, — подытожил разговор Шото и, не дождавшись ответа от девушки, потянул её в сторону выхода из поместья.
— Стой! Я почти забыла! Смотри… — она достала непонятно откуда платочек из того же материала, что и её лёгкое платье в пол, расшитое кружевами по краям. В одном из углов были написаны две буквы на английском. — Это первые буквы твоего имени и фамилии. Я сделала это для тебя, чтобы ты помнил обо мне, пока учишься в старшей школе.
— Я всегда помню о тебе, — почти обиженно сказал он.
— Да, но… Раньше в Англии женщины отдавали собственные платочки мужчинам в знак своей симпатии. А вот мужчины берегли полученные подарки и носили их возле сердца, — она вновь взяла платочек из его рук, сложила и положила в нагрудный кармашек джинсового пиджака парня. — Это способ сказать: «Я люблю тебя». Равновесие не нарушит / Кровь соперника на острие! / На ладони слеза любимой*.
— Только у тебя получается соединять свою английскую утончённость и японское умиротворение, — усмехнулся Тодороки.
Эбигейл Свон — дочь английского эмигранта Джонатана Свона и японской беспричудной дочери влиятельного бизнесмена Мизуки Оониси. Будучи бесталанной, мать Эбигейл стала неинтересна отцу в плане предмета для «брака по причудам» с Энджи Тодороки, поэтому ей позволили выбирать себе мужа самой. Её место заняла её лучшая подруга — Рей. Девушка недолго думала и согласилась на предложение руки и сердца от Джонатана, который вот уже месяц бегал за обременённой богатством и славой отца Мизуки. Счастливая новобрачная порвала все связи с семьёй и уехала с мужем куда глаза глядят.
Прошло много лет. В один роковой день на семью Оониси совершила нападение небольшая группировка злодеев. Весь дом уже был залит кровью слуг и хозяев, когда полиция прибыла на место преступления. Как выяснилось позже, Джонатан и Мизуки Свон в тот же день были зверски убиты в своём доме. Их дочь не пострадала, так как наблюдалась в больнице из-за сильных солнечных ожогов, к которым была предрасположена с детства из-за своей кожи альбиноса.
Рей не могла бросить дочь подруги. Она нашла женщину, готовую за определённую плату растить девочку. Даже после того, как госпожу Тодороки забрали в психиатрический диспансер, её муж, ведомый своими целями, продолжил оплату «воспитания» Эбигейл. Когда ей исполнилось восемь, Энджи познакомил (скорее «свёл») её со своим младшим сыном Шото. Они довольно быстро сблизились, проводили каждое лето вместе, которое оба ждали с нетерпением.
В более зрелом возрасте паренёк влюбился в девочку, а та ответила взаимностью, потому как и сама испытывала тёплые чувства к нему. Как только об их связи узнал Энджи, их частые встречи прекратились. Эбигейл начали охранять его люди, видеться с Шото ей разрешали только по первым вторникам каждого месяца. Девушка перестала что-либо понимать, а оба Тодороки ей ничего объяснять не собирались. Шото лишь стал серьёзнее, с каждой встречей она ощущала, как сильно он взрослеет и растёт морально — не по годам, а по часам.