Колин, конечно, пошутил. Но у Эмили все равно заныло сердце. Ей так хотелось забыть, что в его доме она лишь зарабатывает деньги!
Вокруг дома не было сада, только лужайки, поросшие травой и несколько высоких вишневых деревьев позади. Альпийская горка, за которой никто не ухаживал, превратилась в груду камней. В общем, дикая природа вплотную подступала к строению. Но Эмили все же решила отойти подальше и выбрала тропинку, ведущую к ущелью.
Колин медленно ковылял рядом и восклицал время от времени:
— Здесь так хорошо! За работой я иногда забываю, как мне повезло. Надо почаще расслабляться и просто наслаждаться свежим воздухом, тишиной и спокойствием этих мест!
— Ты повесишь картины Робина в музее? — спросила Эмили.
— Не все. Кстати, он очень просит, чтобы я поместил в тот же зал скульптуры одного индейского художника. Одну из них ты видела в моей спальне.
— Ой! — воскликнула она. — Я только что спрятала ее в шкаф, а на комод поставила ту, что ты мне подарил. Прости.
— Ничего страшного. Мне тоже не очень нравятся такие авангардистские штучки. Но это была ранняя работа мастера, когда он еще искал свой стиль и экспериментировал с различными направлениями. Сейчас он делает очень интересные работы.
Эмили обрадовалась, что Колин не обиделся на нее. Тем не менее, постаралась побыстрее сменить тему.
— Можешь мне кое-что объяснить? — начала она. — Конечно, ты волен сказать, что я не имею права лезть в чужую жизнь. Но мне интересно, как получилось, что ты разбогател? Ведь большинство известных ученых не могут позволить себе иметь огромный дом и, не задумываясь, покупать дорогие машины.
Колин пожал плечами.
— Все очень просто. Мои родители — вернее, мой отец — были состоятельными людьми. Они дали мне хорошее образование и поддерживали, когда я делал первые шаги в науке. Так что большая заслуга в том, что мне не приходится думать о хлебе насущном, принадлежит им. Потом я стал получать премии, которые приносили мне не только известность, но и деньги. В общем, мои мозги — мой главный капитал, — добавил Колин и усмехнулся. — Именно они подсказали мне поместить первые деньги в акции развивающейся нефтяной компании. С них я получаю огромную прибыль. Так что в принципе мне незачем работать, деньги текут сами…
— Но ты не из тех людей, которые могут сидеть без дела, — копируя его манеру говорить, закончила Эмили.
— Все правильно. К тому же я обожаю мою работу. Я чувствую, что делаю очень полезное дело. Без горстки одержимых людей вроде меня об индейской культуре и истории знали бы гораздо меньше, чем сейчас.
— А что конкретно ты делаешь? — спросила Эмили. — Конечно, кроме того, что плаваешь по горным рекам.
— Читаю лекции в университетах, принимаю участие в работе различных фондов по спасению индейской культуры, слежу за жизнью в резервациях, помогаю молодым индейцам выжить в современном мире и не растерять традиций… Словом, всего и не перечислить.
— То есть ты вроде современного Робин Гуда? — решила уточнить Эмили. Колин засмеялся.
— Не знаю. Я не такой уж великодушный. Конечно, мой дом тоже стоит в лесу, но на этом сходство, пожалуй, кончается. В любом случае, средневековые штаны мне совсем не идут.
Эмили на секунду закусила губу, стараясь не рассмеяться.
— Почему же? Лосины выгодно подчеркнули бы твои стройные ноги. Вот только с гипсом возникла бы проблема, — как можно серьезнее проговорила она.
Они остановились перед сухим деревом, лежащим на лужайке, залитой солнцем. Эмили присела, Колин последовал ее примеру.
— Все-таки тебе очень повезло, — вдохнув свежего воздуха, напоенного запахом хвои, произнесла она. — Немногие люди имеют счастье жить в таком прекрасном месте. Дом, конечно, тоже симпатичный, но природа здесь просто райская!
— Верно, — согласился Колин. — Дом — это только место для проживания, пространство, где можно разместить книги, картины, скульптуры. Все дело в виде, открывающемся из него. Если ты заметила, на другой стороне дома практически нет окон.
Да, она это заметила. Хотя лес казался не менее красивым, чем ущелье и река. Он был полон птиц и животных: недавно Эмили видела оленя и нескольких зайцев. Это место идеально подходит для воспитания детей, подумала она. Но Колин однажды твердо сказал ей, что не хочет иметь ребенка. «От них шума и возни еще больше, чем от женщин, — заявил тогда он. — Пусть другие женятся и плодятся. А я лучше займусь чем-нибудь более полезным и осмысленным, чем обзаведение женой и детьми».