Стол президиума заняли члены жюри — министры, художники, скульпторы, учёные. Все они сегодня должны стать строгими, беспристрастными арбитрами.
Гонг пробил девять. Председатель объявил:
— Стеклодувы! Мы не даём вам никакого конкурсного задания. Тема вашего «хрустального сочинения» — вольная. Можете выбрать три любые работы. В печах для вас приготовлены разные сорта стекла — цветное, прозрачное, матовое, бесцветное. Выбирайте, какое захотите. — Он махнул рукой:
— Начинайте! Желаю удачи!
Все стеклодувы взялись за свои выдувальные трубки и сразу же принялись их разогревать: ведь к холодному металлу стекло не пристанет.
«Что же эдакое интересное выдуть?» — подумал Борис Алексеевич.
В Ленинграде он заранее не наметил, что будет делать на конкурсе. Когда мастер знает какой-нибудь один секрет выдувания, он только этот приём всюду и показывает. А Ярёмин знал их много. И на какое-то мгновение даже растерялся.
Борис Алексеевич помедлил ещё немного, а потом опустил выдувальную трубку в горшок с бурой горячей массой.
Несколько быстрых, неуловимых движений — и на конце трубки вместо бурой капли повис медвежонок. С чёрным блестящим носом, прижатыми ушами и сонными глазками. Видно, вспомнилась мастеру далёкая лесная встреча.
... Кружатся стрелки часов. Гудит газовое пламя в печи. Внимательно следят за работой стеклодувов строгие арбитры.
Борис Алексеевич легко снял мишку и взял новую баночку. Во что же её превратить?
Когда-то давно, много лет назад они с дядькой Михайлом немало потрудились над одной хитрой вещицей: графином с петушком внутри. Петух тогда оказался строптивым, никак не хотел залезать в сосуд!
Давно уже нет в живых доброго учителя Виртузова, а помнит всё Борис Алексеевич, будто вчера это было. Интересно, как сейчас поведёт себя задиристый петушок?
Вот он уже сидит на конце трубки, яркий, всклокоченный, словно готовый тут же взлететь. Ярёмин ловко раскрывает сосуд — и петух в графине!
Осталось выполнить третью, последнюю работу.
Тут уж Ярёмин не стал долго раздумывать. Ну конечно, венецианская вязь! Он любил делать хрустальные кружева и знал, что лучше него пока никто так не может плести прозрачные ниточки...
Наконец зазвучал гонг. Мастера поставили на стол перед членами жюри свои работы.
Осмотрели арбитры все изделия. Каждая вещь по-своему красива. Глаза разбегаются: на чём же остановиться? Вот так мастера!
И всё же выбор сделан.
Сонный медвежонок, хрустальный графин с непокорным петушком внутри и кружевной высокий кубок, сплетённый из тонких хрустальных нитей — красивее их на конкурсе никто не смог выдуть! Да и не только красота этих изделий покорила арбитров. Ведь каждая из них выдувалась по особому, своему приёму. И в каждом приёме был свой секрет. Каким же тонким, большим мастером нужно быть, чтобы выдуть за считанные минуты такие разные изделия!
Председатель объявил:
— По единогласному решению жюри первое место и главный приз присуждается стеклодуву из Ленинграда Ярёмину. Бориса Алексеевича приглашаем подняться на пьедестал Почёта.
... Ещё много получал Ярёмин и призов, и почётных грамот, и дипломов. Его наградили орденом Трудового Красного Знамени, О нём писали газеты. Про него снимали кинофильмы.
Подумать, так что уж он такого сделал? Разве он изобрёл новый самолёт? — Нет! Разве он зимовал на Северном полюсе? — Нет! Разве открыл новую землю? — Нет!
Скромнее скромного занимался он делом. Проще простого держал в руках инструмент.
Вот ведь как бывает: скромное ремесло, а славу принесло!
ЛУННОЕ СТЕКЛО
У Бориса Алексеевича появилась новая должность. Она называлась — консультант-стеклодув Эрмитажа.
В назначенный день в кабинете директора музея собирались знатоки стекла: учёные, геологи, археологи. И среди них — мастер-стеклодув Борис Алексеевич Ярёмин.
Стеклодув иногда задерживался на заводе. Его терпеливо ждали. Потом, когда он приходил, отправлялись в главные хранилища Эрмитажа.
Шли бесконечной вереницей огромных залов. Любовались убранством дворца, к которому нельзя привыкнуть и которое каждый раз поражает вновь. Позади оставались полированные колонны, тёмные полотна картин в золотых рамах, мраморные скульптуры. Над головами нависали тяжёлые бронзовые люстры со сверкающими хрустальными подвесками.
Шли по лощёному паркету молча, осторожно наступая на причудливые деревянные узоры. Идти было далеко— почти через весь музей. Директор как-то сказал, что для обхода всех его владений нужно пройти почти двадцать километров!