Шифу Ван ступил на проезжую часть. Движение сразу же прекратилось. Легаты, которым не повезло проехать, синхронно замерли на месте – теперь заказчики получат доставку секунд на пятнадцать позже запланированного; обоснованный повод требовать компенсацию! – а дорога справа быстро опустела. Проскочившие легаты резво разъезжались двумя дугами: одна направо и назад, к Сухаревскому терминалу, затем на север; а вторая вперёд, на Новую площадь, и далее, видимо, куда-то в центр.
Не торопясь, иронически поглядывая на весёленькие коробки легатов, шифу Ван пересёк дорогу и шагнул в высокую, по колено, траву. Стела была развёрнута к нему задней стороной. У столба, безоговорочно, нет смысла выделять какие-либо стороны; все они, так или иначе сходны, но просто надпись была там, на обороте, и для себя шифу Ван поставил считать, что образует она своеобразную мушку апертурного прицела, контуры которого формируются Большим и Кремлём, и обращён прицел туда: в графства, теократии, автономии, республики, оспариваемые территории, протектораты; в то, что раньше обобщённо называлось континентальной Европой.
Шифу Ван прошёл через защитный периметр, и положил ладонь на фактурный, бугристый металл стелы. Постоял молча, закрыв глаза. Даже сейчас, когда он был в этом месте, шифу Ван запрещал себе полностью вспоминать тот день. Он заходит с доставкой в только что въехавший офис: хаодо. Хорошо. Он в коридоре: хаодо. Он видит зелёные глаза: хаодо. А дальше – всё. Дальше будет то самое: «Дёргай этот чёртов рубильник!». Поэтому дальше не хаодо.
Пальцы его привычно оглаживали жирную, с заусеницами, поверхность столба, целиком собранного из тулия, матово бликующего даже в квёлом московском солнце. Не открывая глаз, шифу Ван беззвучно, словно мантру, прошептал надпись: «Марье Николаевне Дуровой, 2009 – 2033. Учёной, патриотке и просто красавице. Вернувшей информационную стену ценой собственной жизни. Спасибо, Марья! Россия в долгу перед тобой». Как всегда, ухнул у него из горла в сердце при этих непроизнесённых словах холодный склизкий комок, растёкся по груди, и застыл в неудобных, антианатомических формах.
Шифу Ван с трудом, пробиваясь через душащий его спазм, втянул воздух, развернулся всем корпусом к родному заводу и побрёл обратно, не обращая внимания ни на легатов, ни на детей, бесхитростно тыкающих в его шлем пальцем, ни на одёргивающих их родителей. В приёмной наверняка уже нервно расхаживает, дожидаясь его, Алексей. Ничего, пусть подождёт. Охолонёт немного. Не под дождём – подождём. Ждала лиса галку, да выждала палку. Жди, когда чёрт помрёт, а он и хворать не думал.
***
– Алексей, – медленно сказал шифу Ван, расхаживая по кабинету. – Зачем, на твой взгляд, нужно общаться? Говорить? Или, давай переформулирую на более понятном тебе языке. В каких случаях предпочтительно получать информацию о собеседнике вербально, а не использовать стигмаданные?
Алексей помолчал. Для любого гражданина грином выше семидесяти было бы очевидно то, что проделывал с ним сейчас шифу Ван.
Распирало нашего руководителя буки-тестеров взбухшими, доложенными, но отчего-то проигнорированными начальством репортами: и совместимость с некоторыми типами визоров не до конца оттестирована, и локализация меню на инуитский (Хосспыдя, да кому сдался этот инуитский?) не выверена вторым независимым носителем, и тут идёт не так, как предполагалось, и там торнадо, и тут цунами. Жаловаться пришёл Алексей. Эскалировать ответственность вышестоящему руководителю. Умник.
Банальный страх перед проверкой у Алексея. Ему бы так и возиться в своих тестах, оттягивать запуск до бесконечности. Но баги никогда не закончатся. Поэтому когда-то нужно поставить в испытаниях и диагностике точку. Волевым образом. Вот просто махнуть рукой, и сказать себе: «Всё важное проверено. Запускаем. Под мою ответственность». Да, это сложно. Особенно в первый раз. Но всё когда-то бывает в первый раз.
Поэтому надлежало принудить Алексея к разговору отвлечённому, однако имеющему, тем не менее, связь с предметом его беспокойства. В какой-то момент он поймёт, что никто за него работу делать не станет. А работа его в данном конкретном случае – это принять решение. В своей зоне ответственности. Ну и вот, глядишь, от отчаяния сделает он, наконец, то, что должно. Стресс-воспитание. Это как криотерапия: небольшая встряска для организма, чтобы мобилизовался на подвиги.
Сам же Алексей перевести разговор на волнующие его темы не сможет. Если, конечно, не успел за эти полчаса научиться у Марьи каким-нибудь фокусам.