Длинные языки пламени напоминали лошадь, скачущую галопом. Один длинный и яркий язычок извивался как плеть. Со свистящим пеньем прогорало полено. И тут разом заговорили тысячи веток, зашептались тысячи людей.
В бриллиантовом сиянии тишины костер погас. Вспыхнуло зеркало. Я взял свою накидку, сухую и уютную, и забрался в хрустальный грот. Я расстелил ее и лег сверху, не спуская глаз с хрустального свода надо мной. Пламя заполняло все пространство. Я лежал в шаре, полном света, будто находился внутри звезды. Становилось все ярче и ярче. Неожиданно наступила тишина.
Копыта скачущих лошадей высекали искры из камней римской дороги. В воздухе свистела плеть, но конь уже мчался во весь опор. Широко раздувались розовые ноздри. Дыхание густым паром вырывалось на холодный воздух. На коне сидел Камлак. Далеко сзади, на расстоянии в полмили, держались его люди. За ними, прилично отстав, скакал посланец, привезший вести королевскому сыну.
Город горел факелами. Из ворот выбегали люди, встречая ездока. Камлак не обращал на них никакого внимания. Вонзив в бока коню острые шпоры, он промчался через весь город и буквально влетел во дворец. Он соскочил с коня и бросил поводья стоявшему рядом рабу. Беззвучными шагами в мягкой ездовой обуви он стремительно взбежал по ступеням и направился по колоннаде в комнату отца. На мгновение юркая черная фигура исчезла из виду в тени арочных сводов и появилась вновь. Широко распахнув дверь, он вошел.
Посланец оказался прав. Смерть наступила мгновенно. На резной римской кровати лежал старик, накрытый покрывалом из пурпурного шелка. Подбородок чем-то подперли. Жесткая седая борода торчала кверху. Под шею положили кусок обожженной глины, чтобы голова лежала ровно. Тело неподвижно застыло. Как ни смотри, не заметишь, что шея была сломана. Покойник начал спадать с лица, кожа сморщилась, смерть обострила нос, сделав лицо похожим на восковую маску. Рот и глазницы закрывали золотые монеты, блестевшие в свете факелов, которые с четырех углов освещали кровать.
В ногах стояла, одетая в белое, Ниниана. Стояла прямо, не двигаясь, сложив перед собой руки и наклонив голову. Между покойным и ею находилось распятие. Взгляд Нинианы замер на пурпурном покрывале, но не в горести, а будто она находилась в мыслях далеко-далеко. Даже открывшаяся дверь не вывела ее из оцепенения.
Мягкими шагами брат подошел к ней и встал рядом, глядя на отца. Он положил свою руку на мертвые руки, сложенные поверх покрывала. Камлак взглянул на Ниниану. В тени, в нескольких шагах от нее, находилась небольшая группа шушукающихся и шепчущихся мужчин, женщин и слуг. Среди них, молчаливые, с сухими глазами, стояли Маэль и Дуан. Все внимание Диниаса было приковано к Камлаку.
Камлак спокойно обратился прямо к Ниниане:
— Мне сказали, что это был несчастный случай. Это правда?
Ниниана не шевельнулась и не нарушила молчания. Он подождал, затем раздраженно взмахнул рукой и повысил голос.
— Ответьте мне, кто-нибудь. Это был несчастный случай?
Вперед выступил один из слуг короля по имени Мабон.
— Это правда, повелитель. — Он в нерешительности облизал губы. Камлак оскалился.
— Что же, черт возьми, со всеми вами происходит? — И здесь он увидел, что всеобщее внимание приковано к его правому бедру, на котором за поясом висел окровавленный кинжал. Выражая нетерпение и недовольство, он вытащил его и швырнул на пол. Кинжал пролетел по комнате и резко стукнулся о стену.
— Вы думали, чья это кровь? — спросил он, не переставая скалиться. — Это кровь оленя. Когда пришло известие, мы как раз убили его. Я со своими людьми находился в 20 милях от дворца.
Он оглядел присутствующих, призывая высказаться. Никто не тронулся с места.
— Продолжай, Мабон. Мне сказали, что он поскользнулся и упал. Как это произошло?
Мабон прочистил горло.
— Произошло глупо. Чистая случайность. С ним никого не было. Все случилось на малом дворе. Там старые стертые ступени. Один из слуг заливал маслом светильники и пролил немного на ступени. Пока он ходил за тряпкой, чтобы вытереть, появился король. Он спешил. Его не ждали там в это время. О боже, он оступился на масле и упал прямо на спину, ударившись головой о камень. Все произошло именно так. Есть люди, готовые поклясться в увиденном.
— А виновный человек?
— Раб, повелитель.
— С ним разобрались?
— Он мертв.
Пока они говорили, за колоннадой послышался шум. Это подъехали люди Камлака. Они набились в комнату. Когда Мабон кончил говорить, вперед вышел Алан и дотронулся до руки Камлака.
— Новость распространилась по всему городу, Камлак. Снаружи собралась толпа. Ходит миллион слухов. Могут быть неприятности, и очень скоро. Покажись людям и поговори с ними.
Камлак бросил на него острый взгляд и кивнул.
— Подите посмотрите пока, ладно? Бран и Руан, идите с ним. Закройте ворота. Скажите народу, что я скоро выйду. А теперь убирайтесь все.
Комната опустела. Диниас задержался, но не удостоился даже взгляда. Дверь захлопнулась.
— Ну, Ниниана?
Все это время она не поднимала на него глаз. Теперь они встретились взглядом.
— Что ты от меня хочешь? Мабон сказал правду. Он не сказал лишь, что король был пьян и заигрывал со служанкой. Это был на самом деле несчастный случай, и вот он мертв. А ты со своими друзьями был за 20 миль отсюда. Итак, ты теперь король, Камлак, и никто, ни один человек не станет указывать на тебя пальцем и говорить: «Он желал смерти своего отца».
— Этого не может сказать мне и ни одна женщина, Ниниана.
— Я этого и не говорила. Хватит ссор. Королевство твое, а сейчас, как заметил Алан, тебе лучше выйти и поговорить с народом.
— Сначала я поговорю с тобой. Почему ты ведешь себя так, будто тебя ничто не волнует? Будто тебя с нами не было.
— Потому что это, наверное, соответствует истине. Ты мне брат, и твои желания меня не волнуют. Я хочу просить тебя только об одной вещи.
— Что же?
— Разреши мне уйти сейчас. Он никогда бы не позволил, но ты, надеюсь, разрешишь.
— В монастырь Святого Петра?
Она наклонила голову.
— Я же сказала тебе, что меня здесь больше ничто не заботит. И меньше всего меня волнуют разговоры о вторжении, о войне, слухи о переворотах и смерти королей. Не смотри на меня так. Я не дура. Отец говорил со мной. Но тебе не надо меня бояться. То, что я знаю или могу совершить, никоим образом не отразится на твоих планах. Я ничего не жду от жизни, хочу только покоя, жить в покое вместе с сыном.
— Ты сказала «одну вещь», а выходит — две.
Впервые что-то мелькнуло в ее глазах. Может быть, даже страх.
— В отношении моего сына всегда имелся план, — быстро сказала она, — твой план. Даже прежде, чем он стал планом моего отца. В день, когда уехал Горлан, ты твердо знал, что если даже приедет отец Мерлина с мечом в руках и тремя тысячами воинов, то я не пойду с ними. Мерлин не причинит тебе вреда, Камлак. Он останется безымянным сыном. Ты же знаешь, он не воин. Видят боги, он не опасен для тебя.
— Тем более если станет священнослужителем, — голос Камлака прозвучал вкрадчиво.
— Тем более если станет священнослужителем. Камлак, ты разыгрываешь меня. Что ты задумал?
— Раб, проливший масло, — тихо произнес Камлак, — кто он?
Что-то снова мелькнуло в ее глазах. Веки Нинианы опустились.
— Сакс. Сердик.
Камлак не шевельнулся, но на черном фоне его груди неожиданно блеснул изумруд, будто о него ударилось сердце.
Она жестко продолжала:
— Не притворяйся, что ты об этом догадывался! Откуда ты мог знать?!
— Без догадок. Об этом шумел весь город!
С внезапным раздражением он добавил:
— Что ты стоишь тут как бесплотное привидение? Сложила руки на животе, будто защищаешь еще одного побочного ребенка.
К его удивлению, она улыбнулась.
— Да, защищаю. — Взглянув на блеснувший изумруд, Ниниана продолжала: — Не будь дураком. Откуда уж мне сейчас дети? Я имею в виду, что мне нельзя уходить, пока он не будет в безопасности. Пока мы оба не будем в безопасности, не будем зависеть от твоих предложений.
— Моих предложений? Клянусь, в них нет...
— Я говорю о королевстве отца. Ладно, не будем об этом. Сейчас моя единственная забота, чтобы монастырь Святого Петра был оставлен в покое... Правда, думаю, его и не тронут.