Натальюшка сидит по вечерам в светелке, и в окошко смотрит: не пройдет ли мимо хором добрый молодец Иван.
Нет, не видно парня. Кто-то из челяди ей шепнул, что держат Иванушку в самом худом забое.
Выскользнула Натальюшка из дома отцовского, поднялась на уступ самоцветной горы, села на камень и заплакала.
И так горько она плакала, что слились слезы в струйки, струйки в ручей и побежал этот ручей с уступа на уступ, все ниже, ниже, а там и совсем пропал.
Тяжко пришлось Ивану Беглому одному в пустой шахте. Спать ляжет — не спится, не лежится ему на земляной постелюшке.
Одна у него отрада — вспоминает он Семигорову дочку голубоглазую.
Вдруг почудилось Ивану тихое журчание. Поднял он голову, прислушался. Журчит! Руку протянул — нащупал живой студеный ручеек. Наклонился, напился воды, и словно сил в нем прибавилось. Выпил еще — и того крепче себя почувствовал.
Смотрит он: струится ручеек и в темноте словно светится. Будто облачко легкое серебряное по шахте плывет. Чудно показалось это парню.
Вздумал Иванушка пойти вверх, по течению ручейка. Идет, рукой за стенку придерживается, а сам все на ручей глядит. А тот сначала по ровному месту струился, потом по камушкам зажурчал. С уступа на уступ перепрыгивает, — кверху, значит, ход пошел.
Да все круче, круче! Иван уж руками за уступы хватается.
Не знаю, не ведаю, сколько он шел, только вдруг в лицо ему ветерком повеяло. Иван сам себе не поверил.
Нет, опять ветерок пахнул.
Выпрямился Иван и головой об свод стукнулся. Рано, значит, распрямился, в горе еще он.
Дальше пошел. Вдруг впереди слабый свет забрезжил. Глядит — выход из шахты. А ручеек все бежит навстречу, журчит весело.
Вышел Иван из шахты — место незнакомое, все густым кустарником заросло. Кабы не знатьё выход из шахты нипочем не отыскать.
Огляделся. Вечер, солнце вниз опускается. И до того хорошо! Тихо, тепло, воздух легкий, цветами пахнет!
Присел Иванушка около ручейка, хрустальной воды горсткой зачерпнул и выпил. И думает: «Ты, ручей, меня спас от смерти, напоил и на свет вывел. Спасибо тебе за это!»
Прилег на траву и забылся. Очнулся — уже ночь. Темно кругом. И вот слышит он какой-то треск. Что за диво? Будто в самой горе трещит. А тут из горы словно звездочка появилась. Сверкнула яркой полоской и около кустов засияла переливчатым огнем. За ней вторая звездочка по полянке проносится.
Что бы это значило? И как раз в это время из-за гор луна встала. Осветила полянку. Увидел Иванушка: бежит малый зверек-бурундучок, а в зубах у него камень-самоцвет. Положит его на траву, а сам опять в гору. В горе, видать, трещина. Из нее бурундучок выскакивает и камень за камнем таскает на лесную полянку.
Натаскал большую грудку. Сверкают самоцветы, переливаются.
Стало светать. Бурундучок как свистнет! Со всех сторон сбежались к нему бурундучки, по одному самоцветы расхватали — и все в разные стороны! Будто цветные искорки во все концы рассыпались.
Ни одного камушка не осталось.
Занятно это Ивану показалось. Решил он следующей ночи дождаться. Дума у него тайная была — завладеть самоцветами.
Ушел парень на день в густой лес. Выбрал подходящее место, лег и уснул.
Проснулся Иван — солнце к закату спускается. И вдруг такая его тоска взяла, захотелось Натальюшку хоть глазком увидать. Потихоньку, с осторожкой, добрался он до глубокого рва, что усадьбу Семигора опоясывал.
Стоит, из-за куста на дом богатея поглядывает. Солнце верхушки сосен золотит. А внизу — сумерки густеют.
Вдруг что-то парню в глаза блеснуло. Видит, по траве солнечный зайчик прыгает, круглый такой, светлый.
Что за диво? Глядит Иван, глаза за зайчиком переводит. Невдомек ему вверх посмотреть. И тут падает на траву около Ивана платочек белый, шелками вышитый. Поднял, развернул, — в платочке зеркальце серебряное, круглое. Кверху посмотрел, — стоит в распахнутом оконце Натальюшка, грустная, заплаканная. На зеркальце показывает. Потом насмелилась, крикнула: «Иванушка! Не забывай меня! Как в зеркальце посмотришь, так и вспомнишь. А теперь беги!»
И сама за косяк окна спряталась.
А во дворе уже слуги засновали, за ворота выскакивают.
Ищи ветра в поле! Иван быстрехонько от усадьбы, да за гору самоцветную, где ночью бурундучка видел.
По дороге сломил ветку гибкую, согнул и сделал лук. Выстругал две острых стрелы.
А сам нет-нет и поглядит в Натальюшкино зеркальце. Нам бы, может, что другое в зеркальце померещилось, а Ивану Беглому все милая девушка кажется.