И только когда он исчез среди деревьев, Вася перевел дыхание и ошалелыми глазами посмотрел на бабушку.
Хотели поймать ежа, но бабушка отговорила. Плохо будет ежу в избе после лесного приволья!
Домой возвращались усталые, истомленные долгой ходьбой и… счастливые. Яркий солнечный день, проведенный вместе с бабушкой в лесу, подарил ребятам радость близости к природе.
Не торопясь подходили к дому. Уже на расстоянии услышали громкий, какой-то остервенелый лай Пальмы. Ускорили шаг. Пальма, привязанная на время их отсутствия вблизи от калитки, металась за невысоким заборчиком, прыгала на него.
— Пальма! Пальма! — закричал Вася и побежал к дому.
Пальма обернулась к нему, потом снова начала ожесточенно лаять.
По дорожке, ведущей вдоль железнодорожного полотна, оглядываясь, шагал какой-то сутуловатый мужчина в стеганке.
— Ну, не лай, не лай, Пальмочка! — открыв калитку и подбежав к собаке, уговаривал ее Вася.
— Собака должна лаять! — сурово сказала Анисья Кондратьевна. — На то она и сторож. Раз чужого видит, должна знак подавать…
«Пальма лает давно, — размышляла бабушка. — Значит, этот бродяга порядком здесь околачивается. Чего он тут выслеживал?»
Торопливым шагом, уже не оглядываясь, незнакомец шел по направлению к станции.
28
В школе было родительское собрание. Лида Соболева знала, что мама ее на собрание придет. Знала, приблизительно, что скажет маме Прасковья Михайловна:
«У Лиды все пятерки. Есть одна четверка по английскому языку и одна четверка по черчению. Могла бы, конечно, учиться на одни пятерки…»
В этот вечер Соболева дежурила в пионерской комнате. Когда она уходила из школы, собрания в нескольких классах уже кончились.
Улица была освещена слабо. Впереди Лиды медленно шли две женщины. До нее донеслись слова, сказанные одной из них, высокой, в светлом пальто. Вторая что-то негромко ответила. В ее полной фигуре Лида узнала вдруг Прасковью Михайловну.
— Нет у Юры настойчивости, самодисциплины, — снова заговорила высокая женщина. — Я часто уезжаю в командировку, и всегда, как только уеду, у него в учении начинается «черная полоса». Чувствует, что контроль над ним ослаб, и нахватает двоек…
Дальше Лида не стала слушать. Она перешла на другую сторону улицы.
«Какой же это Юра учится в нашем классе? Буравлев? Так его маму я знаю… Да, новенький у нас есть, Логунов».
На другой день, на уроке арифметики, случился инцидент, на который почти никто не обратил внимания.
Класс решал задачи. Соболева справилась быстро. Оглянулась на товарищей. В скучающей позе сидела Рая Давидович, очевидно, она тоже решила задачу.
У Юры Логунова, по-видимому, дело не ладилось. Он несколько раз поднимал глаза на классную доску, потом опускал их в тетрадь. Рука его машинально крутила ручку.
Неужели у него уже началась «черная полоса»?
К Юре подошел учитель математики Павел Романович. Что-то коротко спросил. Показал карандашом на одно из действий и отправился дальше между партами.
Юра склонился над тетрадью, начал быстро писать, но опять остановился. Задумался, глядя куда-то в пол.
«Плавает» Логунов по арифметике!
Она решила действовать. В большую перемену остановила Виктора Седых и рассказала ему о разговоре матери Логунова с Прасковьей Михайловной.
— Ты бы ему помог один раз. А там, может, Логунов сам подтянется. Он ведь новенький, не привык к ребятам.
— Хорошо! — коротко сказал Виктор.
Проходя мимо Юры Логунова, Виктор так же коротко сказал:
— Останься после пятого урока.
Занятия кончились. Ребята быстро убежали в раздевалку. Замешкавшихся Зину Зыбину и Мишу Добрушина староста бесцеремонно выпроводил.
Юра с некоторым недоумением ждал, для чего оставил его Виктор.
А тот, не тратя слов на длинные объяснения, сел за первую парту и достал задачник по арифметике.
— Ты, кажется, в процентах не силен? Давай, решим вместе десяток задач.
Объяснял Виктор лаконично и все подтверждал примерами, Юрий, чувствуя неловкость оттого, что Седых остался для него одного, заставлял себя быть внимательным.
Когда раздался звонок с шестого урока, Виктор вскочил.