— Уж извините, не прибрано, — говорила она, убирая со стола на шесток посуду. Загремела крышкой самовара.
— Не хлопочи, Клава! — ответила ей Маруся. — Уж это наша вина, приехали — как снег на голову. Да у тебя и так все хорошо.
Вышитые шторки, накидушки, накомодник придавали спальне уютный вид. И в кухне, едва Клавдия накрыла стол голубой скатертью, поправила пеструю ситцевую занавеску, закрывавшую верх русской печи, все пришло в полный порядок.
Григорий и Маруся присели к столу. Петюшка попросил разрешения побегать около дома.
Зашумел самовар. Клавдия сходила в чулан, принесла в мисках соленой капусты, груздочков, брусники в рассоле. Стала резать хлеб.
— Ты, Клава, много хлеба не режь, — сказала Маруся. Она взяла со скамейки корзину и начала вынимать свою стряпню: пирог с рыбой, шаньги со сметаной, печенье.
— Что ты, Маруся, каждый раз беспокоишься. Сколько опять привезла! — смущенно говорила Клавдия.
Григорий, рассеянно перебиравший книги на полочке, прислушался к разговору. Что скажет Маруся? Неужели что-то жалостное про «сироток», или еще какую-нибудь чепуху? Григорий знал, как оскорбляет достоинство людей слезливая жалость, подчеркнутое стремление помочь им. Но Маруся оказалась молодцом.
— Что ты, Клава! Ведь мы люди свои, какие могут быть между нами счеты?
В эту минуту черноглазая веселая жена показалась Григорию еще роднее и дороже.
Закипел самовар. Клавдия подала его на стол, заварила чай и пригласила гостей. Начался неторопливый разговор.
Но вдруг Клавдия вспомнила, что обеспокоило ее накануне, из-за чего она не спала.
— Знаешь, Гриша, что мне сказали на станции? Стройка у нас идет большая, по ту сторону. Завод железобетонных изделий. Туда на работу завербовался, кто бы ты думал? Сын кулака, который в Парфеныча стрелял. Евграфка. Работает плотником на стройке…
— Времени с тех пор много прошло, — подумав, сказал Григорий. — Кто его знает, может, сын не в отца пошел?
На крыльце застучали бойкие, быстрые ноги. Распахнулась дверь, и появились Вася, Тая и Петюнька.
Маруся давно не видала ребят. Она заохала, что они «страсть как выросли!» Тая тянется вверх за Ксюшей. И коса-то какая — русая, толстая, у Клавдии такая была. Про себя Маруся отметила, что Клава — умница, за ребятами следит, одеты чистенько и аккуратно.
Вася и Тая обрадовались: очень редко бывал у них кто-нибудь. А тут и гости, и гостинцы. Дядя Григорий даже лимонада привез, а тетя Маруся и печенья и конфет.
Короткий зимний день шел к концу. За окнами потемнело, но свет не зажигали. В сумерках беседовать было хорошо.
— Вызывал меня начальник станции, — задумчиво рассказывала Клавдия. — Говорит: «Тяжело ведь тебе, товарищ Чердынцева?» — Тяжело. — «Вот и я думаю, тяжело», — говорит Кирилл Григорьевич. — «Пока ты работаешь путеобходчицей, тебе легче не будет». — А что же делать? — спрашиваю. — «А делать вот что: надо тебе учиться…» — Учиться? — это я говорю. — Да годы-то мои разве подходящие для учения? У меня трое ребят в школе… — «Ничего! — он отвечает. — В нашей стране до старости можно учиться. И, к слову сказать, лет тебе не так уж много». Я только возразить хотела, он рукой махнул: «Знаю, что скажешь! Что с ребятами делать? Сейчас рассудим. Ты ведь семь классов до войны кончила? Эту зиму повтори, ну… арифметику, физику. А с осени начнешь заниматься на курсах. Окончишь их, будешь дежурным по станции». — Так сразу и дежурным? — «Там увидим. Только надо тебе на станцию перебираться. Со временем квартиру дадим. Вторую дочь тоже в интернат устроим. А сынишка тут в школу будет бегать. Вот и решай вопрос»… — А меня что-то сомнение берет. Ну, какая я ученица? — подняла Клавдия глаза на Григория. — Ум уж не тот, голова другим занята.
— Нет, Клава, неправильно ты судишь, — возразил Григорий. — Учиться никогда не поздно. Трудно тебе придется, понимаю. И работа, и курсы, и ребята. А все-таки, если выпала такая возможность, не отступайся! Повторяй помаленьку. Если Ксюша помочь не может, попроси комсомольцев на станции.
Клавдия молчала.
— Вот ты сомневаешься, думаешь, что поздно тебе учиться? Я тебя постарше, а скоро тоже за парту сяду.
Клавдия с удивлением посмотрела на Григория.
— Как это за парту?
Вася шушукался с Петюнькой в соседней комнате. Но тут он неслышно вышел в кухню и потихоньку привалился к плечу машиниста, Григорий, будто и не обратив особого внимания на Васю, положил руку ему на плечо.
— Дело к тому идет, что все линии железных дорог у нас будут электрифицированы. А куда будем годны мы, машинисты с паровозов?