Аплодисменты прервали Черноока. Но Кирилл Григорьевич поднял обе руки, и зал стих.
— Все, что я говорил, — правда. И узнал я все это от ваших близких и знакомых. Я уже называл имя отважного юноши-десантника, который, как и вы, ходил когда-то в вашу школу, сидел здесь за партой. Машинисты, о которых я рассказывал, тоже наши, уральцы. Один из них погиб, как герой. Это отец вашей подруги Ксюши Чердынцевой. А его верный товарищ, Григорий Ваганов, вот как он сидит в первом ряду, почетный гость. А кто ходил в санитарную разведку, кто мыл и лечил тифозных больных? Это ваш школьный врач, а тогда — медсестра Фаина Степановна. А какая девушка рвалась на фронт и, когда не взяли, стала токарем, по две нормы выполняла? Это ваша пионервожатая Зоя Павловна.
Шум в зале все нарастал. Ребята не могли сдержать волнения, восхищения! Герои Отечественной войны были здесь, рядом с ними, среди них!
Черноок снова поднял руку, требуя тишины.
— И мать Андрея Чердынцева, как о родных заботившаяся о раненых солдатах, — вот она!
Черноок показал на Анисью Кондратьевну.
— …Всем, о ком я говорил сегодня, — благодарная память и народный почет!
Это было необыкновенно! Все вскочили, аплодировали, кричали что-то. Наконец установилась относительная тишина.
И тогда повернулась к залу Анисья Кондратьевна. Ребята притихли, глядя на эту высокую, не согнутую годами женщину.
— У вас, ребята, вся жизнь впереди. Не забывайте про тех, кто голову свою сложил, чтобы отстоять землю русскую. А что сына моего добрым словом помянули, материнское вам спасибо! — и она низко поклонилась Кириллу Григорьевичу.
53
Февраль на Урале почти всегда ветреный и вьюжный. То с рассветом поднимается резкий, порывистый ветер: белыми змейками несет по дорогам поземку, каждого прохожего просвищет насквозь. А то затянет небо серым пологом, начнет сыпать снег, и разгулявшаяся метель закрутит так, что не поймешь, где небо, где земля.
Два дня свирепствовала вьюга, занесла все пути и междупутья. Железнодорожники были мобилизованы на борьбу со снегом.
Слесарь Коля Лобанов забежал в школу к старшей пионервожатой, сказал, что в отряде сегодня не будет — у него субботник. В коридоре школы он встретил Виктора Седых и Юру Логунова.
Пока Николай объяснял, почему надо отложить их встречу, Виктор что-то прикинул в уме и неожиданно спросил:
— А если мы тоже пойдем?
— Куда?
— К вам на субботник.
Николай чуть было не ухмыльнулся, но сдержался и вполне серьезно возразил:
— А стоит ли? Многих, наверное, не отпустят.
— Кого не отпустят, тот и не пойдет. А я думаю, человек пятнадцать обязательно придет.
— Неудобно. Потом сошлются: уроки не успели выучить.
— А мы таких не возьмем! — с неожиданным для самого себя жаром вставил Юра. У него при первых же словах Виктора заблестели глаза.
— Когда у вас субботник? — поинтересовался Виктор.
— Сегодня в четыре.
— Завтра у нас какие уроки? — Виктор посмотрел на Юру. — Письменное задание только одно. Особенно трудных предметов нет. — Значит, так… Вместо беседы в отряде мы идем на субботник. Без десяти четыре ты нас встречай около пакгаузов, — обратился он к Николаю. — Лопаты, у кого есть, мы принесем свои.
Уже простившись с ребятами, спускаясь по лестнице, Николай усмехнулся. Смешные ребята! Ну, а все-таки, надо было соглашаться с их предложением? И что из этого получится?
Долго думать об этом ему не пришлось. Но в комсомольском штабе он осторожно сказал одному из комсомольцев:
— А если школьники придут на субботник?
— Комсомольцы?
— Пионеры.
— Пускай придут. Лишнюю платформу нагрузят — и то дело!
«Платформу? По силам ли школьникам нагрузить платформу? — думал Николай. — Мелковаты ребята…»
Без четверти четыре Лобанов поспешил к пакгаузам, где был служебный проход для железнодорожников. Он был изумлен. Его уже ожидало двадцать шесть школьников. Только пять девочек пришли с пустыми руками, все остальные были вооружены лопатами.