Болат и ещё один мальчик, сын чабана, засветло объехали на конях окрестности и оповестили, что прибыл автопоезд и вечером будет выступать агитбригада.
Зрители расположились на траве, подбросив кошмы или телогрейки. Кто сидел, кто лежал. Один чабан даже уснул, убаюканный домбрами, — видно, сильно устал за день.
Кружились мотыльки в свете фар, и так же легко, чуть касаясь ногами травы, кружилась в танце Айгуль. Перья филина колыхались на её красной шапочке, и сверкал бисер на бархатной безрукавке.
Болат играл на домбре и пел; какая-то старушка в белом платке — кимешеке прослезилась и сказала по-казахски:
— Айна-лайн, совсем как покойный дед поёт…
Айгуль перевела эти слова Тоне, добавив, что дед был знаменитым на всю степь певцом, может, и Болат будет таким.
Тоня читала стихи — ей тоже много хлопали, хотя и не все её понимали.
— А сейчас выступит самый маленький артист! — объявил дядя Нурлан.
— Смелей, Илюша! — подбодрила Раиса Фёдоровна, одёргивая на сыне матроску.
И он вышел в круг и лихо станцевал «Яблочко», которому долго и старательно учили его Тоня и Айгуль.
Илюшке хлопали больше всех, а потом фары автомашины погасли, и сразу вся поляна погрузилась в темноту, особенно чёрную после яркого света. Но это длилось какую-то минуту — застрекотала кинопередвижка, и в черноте возник белый квадрат, словно окно в неведомый мир. Заплескалось море, полным ходом пошёл на зрителей красавец корабль…
Это была чудесная поездка! Ночевали в юртах, пили кумыс.
Раиса Фёдоровна была довольна. Она быстро знакомилась с женщинами, советовала, какой материал выбрать в автолавке, помогала кроить платья.
Днём, во время стоянок автопоезда, пока взрослые работали, ребята бродили по ковыльной степи. Они сидели на тёплых камнях, покрытых разноцветными лишайниками: серым, оранжевым, голубым, а вокруг стрекотали и прыгали такие же разноцветные кузнечики.
Овцы издали тоже походили на камни, округлые, серые, разбросанные по холмам. Там, где отары ночевали, трава была вся вытоптана и валялись большие куски каменной соли, которую любят лизать овцы.
Как-то утром к стоянке автопоезда подъехал мотоцикл с коляской. Мотоциклист, молодой чабан, соскочил с седла и принял с рук белобородого старика, сидевшего в коляске, большую собаку — овчарку. Голова и лапы у собаки безжизненно болтались, она была вся в крови.
Ночью к отаре подкрались волки, и Джулдаяк — так звали овчарку — бросился защищать овец. Он дрался храбро, но волки успели сильно покусать его, пока подоспели на помощь люди.
— Доктор, помоги! — взволнованно говорил Ескиндер-ага, отец чабана. — Такая собака… Целой отары стоит.
— Придётся дать наркоз, — сказал отец, осмотрев израненную овчарку.
Операция шла долго. Виктор Михеевич зашил рану, зиявшую на боку, наложил гипс на лапу.
Джулдаяк, весь забинтованный, ещё некоторое время неподвижно лежал на простыне, потом приоткрыл глаз и, увидев хозяев, чуть вильнул хвостом.
— Живой! — обрадовались ребята, а Ескиндер-ага стал горячо благодарить папу и приглашать всех в гости.
— Надо поехать, — сказал дядя Нурлан. — Нельзя аксакала обижать.
Сам Ескиндер-ага, оказывается, пас верблюжий табун.
У Илюшки дух перехватило, когда он впервые увидел верблюдов. Они шли степенно, потряхивая горбами, выгнув длинные шеи. Маленькие верблюжата бежали рядом с матерями, их ещё не стригли, и казалось, что они одеты в коричневые лохматые шубки из искусственного меха.
— Хочешь покататься? — спросил Ескиндер-ага.
Смирная верблюдица посмотрела на Илюшку умными глазами с длинными чёрными ресницами и по приказу Ескиндера-аги покорно опустилась на колени.
Когда Илюшка уселся, она бережно поднялась.
— Быстрей фотоаппарат! — заволновалась Раиса Фёдоровна. — Пошлю тёте карточки, вот там все ахнут!
Болату смирные верблюды были не по душе.
— На тайлаке бы прокатиться! — мечтал он.