Землерой плавно высвободился из её рук и зашагал прочь. Не удавалось Анне уловить звука его шагов, и оттого ей казалось, будто Землерой плывет над почвой, не касаясь её, и что видит она только иллюзию. Духи искусно умели морочить людям головы и надевать разнообразные маски, и Землерой тоже был в этом искусстве мастер, пускай он и говорил, что никогда не врёт без причины.
– С каждым годом всё больше невидимых крючков впивается в мою бестелесную суть, – пробормотал Землерой, – каждая новая встреча с тобой для меня, Анна, мучительная радость. И всякий раз, как ты уходишь, мне очень трудно тебя отпустить в этот просторный и яркий мир людей. Он вертится без остановки, как карусель, а карусель зачаровывает. Если не придёшь ты однажды, – его голос вдруг дрогнул, – боюсь, не останется больше в моей жизни смысла.
Землерой опустился на землю. Самыми кончиками пальцев касался он хрупких ростков, как будто боялся оборвать их, точно нити паутины, и расплавленное золото солнца стекало с его ногтей на землю. Анна на цыпочках подкралась к нему и присела рядом на колени. Землерой задумчиво водил по траве так аккуратно и нежно, как будто касался он своего самого ценного сокровища, своей великой гордости и единственной отрады.
– Слышишь? – она вдруг впилась пальцами в землю и подалась вперёд. – Землерой… ты… трава поёт!
– Да, это я делаю, – полушёпотом ответил он, и его глаза сверкнули серебром, – видишь, это я на ней играю.
Кончики его пальцев пробежались по нежным росточкам и извлекли протяжный хрустальный звук. Анна восхищённо округлила глаза.
– Это и вправду ты! – воскликнула она и перевела на Землероя пустой восторженный взор. – Землерой… это… это… волшебство какое-то! Чудо!
Землерой мимолётно усмехнулся и уже обеими руками провёл по траве. Чуть слышная нежная мелодия, чем-то отдалённо похожая на колыбельную матери, от которой щемит в тоскующем сердце, прокатилась над землёй. Анна во все глаза смотрела то на Землероя, то на траву, из которой извлекал он хрустальную музыку, и она боялась шевельнуться, чтобы не спугнуть красоту, которой стала свидетелем.
– Чудная ты девушка, – пробормотал Землерой, – с настоящим духом лесным компанию водишь уж сколько лет, а до сих пор даже самому маленькому, завалящему чуду дивишься. Не перестаю я изумляться тебе.
– И я тебе, – ответила Анна, – ты мне каждый день что-нибудь новенькое показываешь, и не знаю я, сколько у тебя ещё тайн, как тузов, в рукавах, и когда ты мне их откроешь все, возможно ли это?
– А хотела бы ты узнать мою самую страшную тайну?
Анна помедлила. Не одни они были сейчас на этой полянке. Никогда, честно говоря, и не доводилось им с Землероем посидеть с глазу на глаз. Даже в самых глухих и укромных уголках леса чувствовала она присутствие других духов: обернувшись вороньём, они унизывали древесные сучья, в обличьях букашек, бабочек, жуков, червяков и прочих тварей ползали по земле, летали над нею, жужжали, забившись в траву. Если сидели они с Землероем на берегу реки, нет-нет, да и проглядывало в прозрачных водах сплющенное лицо молоденькой девушки с длинными распущенными волосами, исполненное любопытства. Казалось, будто речная хозяйка хочет выйти к ним на берег и посидеть совсем близко, но вода сдерживает её, как стеклянный заслон. Если шагали они по бесплодным владениям Дароносицы, каждый муравей, что попадался им на пути, мчался доложить об этой встрече своей госпоже. Нигде они с Землероем не могли сыскать покоя и уединения, кроме как у дерева, из могучего ствола которого во все глаза за ними следила древняя хозяйка, над всем лесом начальница.
И всё-таки сегодня впервые духи осмелились подойти к ним так близко, что Анна заметила всех и сразу.
Духи не прикидывались более людьми (кроме тех, кому такое обличье было по нутру). Анна, вскинув голову, смотрела вправо, влево, вверх – и всюду замечала тоненькие жемчужные нити, на которых, как на страховочных верёвках, спускались с неба сверхъестественные создания. Они светились в полутьме, наброшенной на лес, как плащ, и этим выдавали свою чудную природу, впрочем, и выглядели они тоже экзотично. То тут, то там величаво поднимались и опускались монументальные крылья гигантской бабочки; а у самого разрыва двух близко сошедшихся крон висело книзу головой сплющенное, похожее на уютный шарик, полосатое существо с жёлтым брюшком и доброжелательным, усатым мужским лицом. Шесть тонких паучьих лапок существо вальяжно скрестило на своей тугой груди, которая совсем незаметно перетекала в живот. Сбоку от существа, схватив хрупкую свирель тонкой серебряной лапкой, покачивалась туда-сюда на маленькой веточке желтоглазая синица. Рядом с синицей клубилось невыразительное создание: тьма и вихри, в которых порой проглядывала большая щель, похожая на ненасытный рот, и белое отверстие, благодаря которому, очевидно, дивное создание могло видеть.