– Ты всем нам беду на головы кличешь, – уверенно повторил верзила, – ты вот городская, приехала сюда чёрт пойми откуда и не знаешь ничего… а именно из-за таких, как ты, мы и натерпелись немалого в своё время! Такие, как ты, и вытаскивали духов из лесов и полей на наши головы!
– Кого я вытаскиваю? – заголосила Анна. От испуга и ярости голос у неё стал писклявым и едва слышным. Темноволосому верзиле приходилось склоняться к ней, чтобы услышать, что она говорит. – Я спокойно себе в лес хожу, никого не трогаю!
– Да? А кто же это тогда ходит всё время рядом с тобой, сверкает, как призрак ночью; кто же это провожает тебя до первых деревьев на опушке, а дальше не идёт?
Проницательно сощурились блестящие тёмные глаза парня, и Анна обмерла. Она смотрела ему в жестокое нахмуренное лицо и не могла ни слова из себя выдавить – только жалкое сиплое сопение, которое выдавало её вернее, чем самая откровенная и безумная ложь. Темноволосый верзила подержал её так совсем близко к себе. Их носы почти что соприкасались, и она ощущала жаркое и сухое дыхание его на своей коже. Таким горячим это дыхание было, что у неё слезились глаза, а щёку неприятно покалывало. Казалось, будто на лице у неё выплясывает табун мелких мошек, лапки каждой из которых были обуты в миниатюрные раскалённые башмачки. Анна поморщилась и постаралась отступить.
– Вот оно, – темноволосый верзила разжал хватку и отодвинулся. Анна чуть приоткрыла затуманенные слезами глаза. Парни сгрудились около неё, совсем близко, и каждый из них волчьими глазами глядел на неё, будто едва удерживался, чтобы не броситься на неё и не растерзать в лоскуты мяса. – Вот оно, сама себя выдала, колдунья!
– Ты… вы все с ума, что ли, посходили? – ахнула Анна. – Какая я вам…
– С нечистыми из леса только колдуны и водятся, – сентенциозным тоном заявил темноволосый верзила, и его пальцы неожиданно разжались. – Все помнят про колдунью из чащобы! Если снова такое случится… несдобровать тебе, хоть ты всем нам и по сердцу, поняла?
Перепуганная Анна метнулась к выходу из торгового зала. Когда она уже была близка к порогу, её догнала бледная кассирша в форменной красной куртке и всучила пакет, куда были кое-как запиханы продукты и смятый чек.
– Простите, – прошептала кассирша, но Анна даже не услышала её. Она помчалась прочь из супермаркета так, словно бы кто-то преследовал её, осыпая угрозами, она бежала без остановки, пока не достигла порога родного дома и не влетела в прихожую, сразу же заперев за собой дверь на все замки.
* * *
– Дедушка, – тихо сказала Анна, отведя взгляд от стены, – а ты знаешь что-нибудь про колдунью из чащобы?
Дед, задумчиво полировавший какую-то деревянную заготовку, подпрыгнул в глубоком кресле, и пальцы его расслабились. Деревяшка шлёпнулась ему на колени, а затем стремительно с них соскользнула и обрушилась на пол с глухим стуком. Анна сидела напротив него, не мигая, сложив руки на коленях и выпрямив спину. Анна была очень бледна. За весь сегодняшний день она ни разу не вымолвила ни единого слова, и с дедом она не сталкивалась: всё сидела в своей комнате, подперев изнутри дверь, и смотрела в стену, успокаивая дыхание. Лишь под вечер вышла она в комнаты и уселась напротив деда с чашкой горячего чая в руках.
– Кто это тебе про колдунью рассказал? – хмуро осведомился дед. Не было слышно ни радости, ни даже интереса в голосе его – только настороженность, словно у зверя, в угол загнанного.
Анна смотрела в пол ничего не выражающими глазами.
– Кто тебе об этом рассказал? – властно повторил дед.
Анна дёрнула ногой, чиркнула кончиком тапочка по полу.
– Да так, – буркнула она, – я просто спрашиваю.
– Просто так о таком не спрашивают, – на лбу деда появились обеспокоенные морщинки, – не праздное любопытство толкает подобные вещи выспрашивать. У нас в городе эту историю все местные знают, но чтобы обсуждать её с кем – это нет, это мы никогда не делаем. Очень это тёмное и странное дело было, даже для нас странное.
Анна в выжидании смотрела на него и не моргала. Дед устало вздохнул, прокашлялся и коротко сказал:
– Это лет сто назад случилось, а, может, поболее того, точно тебе не скажу, только знаю, что это всё и взаправду произошло, не байка какая-нибудь глупая. Была у нас в селе – тогда это ещё село было, – одна прехорошенькая девушка. Всем она была хороша: и умная, и из себя ладная, и на лицо миленькая, и волосы такие прелестные, густые, чёрные, что часами можешь на них только любоваться, и голос сладкий, как у русалки, когда она глупых жертв к себе на смерть завлекает. Только одно в неё было ужасно – это её чёрное сердце. Никого на свете она не любила больше, чем себя. Именно таких людей зачастую и не касается рок, но, если и настигает их наказание, оно всегда ужасно. И наказание явилось за нею однажды, когда гуляла она одна по лесу. Влюбилась хорошенькая девушка в безвестного духа лесного, влюбилась со всей силой, на какую была способна. Только вот духу не нужна была её любовь. Бродила она за ним, умоляла выслушать и пожалеть, но глух оставался он ко всем её отчаянным просьбам. Прекрасная девушка стала уродливой затворницей, и собственный дом вскорости ей опротивел. В одну ненастную зимнюю ночь сбежала она из своей же спальни, окно выбив кулаком, и босая, в одной ночной рубашке в лес умчалась.