Ветер пробежался по дикому полю, и Анна остановилась. Странный шепоток вкрался ей в уши.
– Показалось, наверное, – пробурчала она себе под нос и, передёрнув плечами, пошла дальше.
Ветер налетел на неё снова, уже со спины, взлохматил волосы. Казалось, чьи-то тонкие ледяные пальцы погладили ей шею.
Анна снова замерла. От ужаса у неё отнялись, как будто бы их льдом сковали, ноги. Медленно-медленно она подняла трясущуюся руку и провела по шее. Пальцы у неё прыгали, как будто бы собирались выдать весёлую мелодию на клавишах пианино. Подушечками пальцев Анна собрала выступивший пот. Никого сзади не было.
– Чур меня, чур, – наскоро прошептала она и пошла ещё быстрее.
Трава качалась кругом неё, безликая и равнодушная, и не могла Анна сказать, действительно ли она приближается к лесу: не хватало ей роста выглянуть наверх, а кругом не было никаких ориентиров. Казалось, что в целом мире остались только она и это бесконечное сухостойное жёлтое море.
Ветра не было. Анна ломилась сквозь траву, сосредоточенно пыхтя. И тут голоски, шепотки послышались сзади снова, такие громкие, что никак не могли они ей послышаться. Анна непроизвольно схватила себя за плечи, и тут ей кто-то громко хихикнул прямо в ухо.
Она взвизгнула и потеряла равновесие. От тяжёлого удара у неё перехватило дыхание, и она чуть было не откусила себе кончик языка. Конечности её дрожали так, словно её били током, и она никак не могла сфокусировать взгляд, испуганно осматриваясь – только кругом неё была трава, одна трава, ничего более. Анна съёжилась на прохладной земле, зажмурилась и завыла на одной ноте:
– Чур меня, чур! Сгинь! Пропади!
– Фу, как невежливо, – прозвенел вдруг тоненький ласковый голос.
Анна икнула и тут же прекратила завывать. Горло ей как будто передавила невидимая железная лапища: она не душила, но сила в ней чувствовалась такая, какой легко хватило бы, чтобы переломить ей хрящи. Анна дышала неровно: то глубоко, то поверхностно, – хлопала сухими глазами и отчаянно просила небо, чтобы ей удалось разрыдаться, потому что именно рыданий она и хотела добиться: они помогли бы облегчить тяжесть, которая разрывала сердце. Вот только ни плакать, ни даже стенать у неё не получалось, и она не дрожала теперь. Широко раскрытыми глазами Анна глядела на миниатюрное существо, которое стояло у неё на груди, осуждающе скрестив на груди руки.
Существо походило на девочку лет десяти. Её длинные волосы были распущены и струящимися волнами облегали спину и плечи. На её крохотной фигурке болтался как попало сшитый белый сарафан, который, казалось, соткали из разных кусков, попавшихся портнихе под руку. От тела малютки исходило слабое фиолетовое сияние; особенно ярким оно было в области головы. Там фиолетовый свет становился нестерпимо резким: Анна не могла разобрать детально черт лица девочки, не ощутив боли в глазах. Она прикрылась рукой и чуть растопырила пальцы. За спиной у девочки были сложены большие крылья, похожие на крылья бабочки-махаона. Одну пару рук она держала скрещенными на груди, а две другие были благовоспитанно спрятаны за спину.
– Кто… ты такая? – тяжело дыша, пробормотала Анна. Во рту у неё было предательски сухо. – Пропусти меня! Я тебе не враг!
– Ты Землероева подружка, – задумчивым тоном констатировала малютка, – правда ведь?
Анна медленно кивнула.
– На праздник идёшь, на который тебя не звали, – продолжала светящаяся девочка, – не очень-то вежливо являться туда, где тебя не ждут. Но людям ведь всё равно, они только друг с другом учтивы, да и то выборочно. Верно я говорю, Анна?
– Не сердись, – облизнув губы, шепнула Анна, – я зла чинить не буду. Мне очень надо к Землерою… очень, понимаешь?
– Землерой мне тоже похожее говорит, – надулась малютка, – да только жестоки и страшны эти слова. Много веков стерегу я эти поля, как и мои сёстры, и много раз уже мне доводилось видеть, как духи влюбляются в людей. Мерзкое это слово «влюбляться», звучит, как ругательство, – девочка сердито поцокала языком, как будто чувствовала неприятную горечь во рту, – оно всегда несёт беды. Ни одной такой любовной истории с счастливым концом я не знаю.