– Как же глупо… – сказал он.
– Земле…
Протянутая к ней рука стала совсем прозрачной – как будто вот-вот была готова развеяться по ветру. Но она не развеивалась, а трескалась: одна за другой замысловатые царапины уродовали хрусталь, и он рассыпался с отчаянным хрустом, и целые осколки, откалываясь от руки, падали в траву, где тотчас обращались в воду. Ещё не время было высыпать рассветной росе, но стебли уже отяжелели от влаги. Казалось, весь скудный подлесок разом заплакал.
– Землерой!.. – отчаянно завизжала Анна. Эхо её голоса разнеслось по примолкшему лесу. – Госпожа Древоборица… Госпожа Дароносица… хозяйки речные… помогите! Помогите!..
– Ничего тут не исправишь, Анна, – перебил её Землерой. Голос его стал совсем тихим, словно шёпот умирающего ветра. – Всегда ждала меня такая судьба. Всегда знали все, что не прожить мне долгой и счастливой жизни, как другим духам. И тебе… спасибо большое за всё то, что ты мне подарила. Спасибо.
Слёзы лились из глаз Анны.
– Землерой… пожалуйста… как мне тебя спасти, что мне делать?..
Испещренный трещинами тающий призрак, у которого больше не было рук, посмотрел на неё сияющими серебристо-серыми глазами и мягко сказал:
– Живи счастливо – столько, сколько тебе отмерено.
А затем он шагнул к Анне, рассыпаясь в мелкое хрустальное крошево, и от него не осталось ничего, кроме сияющих осколков. Да и эти осколки уже через миг прекратили существовать.
Анна потерянно стояла, приклеенная к месту, и безмолвные слёзы текли у неё из глаз. Она не могла ни вздохнуть, ни крикнуть, и её руки всё ещё тянулись зачем-то к Землерою – да только не было больше никакого Землероя перед ней. Кругом неё не переставал плакать подлесок.
Пожарище
Госпожа Древоборица выронила золотой гребень из руки. Смолкла тотчас весёлая музыка, и самые разудалые плясуны остановились. Заячьи покровители медленно отняли от губ трубки и приподняли длинные шерстистые уши. Господин Корневод тяжело шлёпнулся на зад, его глаза округлились – и он вдруг вцепился самому себе в бороду.
Госпожа Древоборица медленно выпрямилась. Совсем угасло сияние её глаз, потускнела алебастровая кожа.
– Землерой… – потерянно прошептала она и простёрла перед собой руку.
Зловещий шёпот ветра, окутывавшего её, как покрывалом, становился всё громче и громче. У неё как будто бушевала за спиной невидимая толпа; десятки ртов изрыгали безумные проклятия. Восемь древних духов испуганно завизжали, закрыли головы руками и кинулись кто куда. Прекрасные, крупные, тяжёлые зелёные листья вдруг сплющились, и огромные пятна тления стали пожирать их. Ветки, неумолимо старея за секунды, закачались и заскрипели, с неба камнями повалились какие-то чёрные и пёстрые камни.
– Птицы! – закричал Корневод, раскачиваясь взад-вперёд. – То птицы мёртвые!
Госпожа Древоборица потерянно вертела головой. Она была высокая, выше любой смертной женщины и многих смертных мужчин, но на глазах у духов она как будто усыхала, съёживалась и тоже старела. Холодом подуло от неё, и испуганная белка, промчавшаяся мимо, замертво свалилась к её ногам. Госпожа Древоборица воздела к небу руки. Сгущались над её головой злобные тяжёлые тучи; глухо рокотал гром.
– Госпожа Древоборица! – отчаянно перекрикивая вой бури, сказала Дароносица. – Госпожа Древоборица, всякое бывает!
Госпожа Древоборица дёрнулась, будто её ударили. Дьявольский зелёный свет вдруг охватил всю её фигуру, и её волосы опять встали кругом головы, как застывший язык пламени. Лицо у неё было бледно-серое, а вместо глаз чернели глубокие дыры, в которых тлели, как угольки от старого костра, безумные огоньки. Госпожа Древоборица проревела, точно умирающий бык:
– Она забрала моего Землероя! Новые шрамы, новая боль, новая потеря, никогда это не кончится, никогда не перестанут меня кромсать! Люди! Люди!
Госпожа Дароносица согнулась в три погибели. Обезумевшие от ужаса духи носились кругом и кричали, и всякий, кого касались ледяные порывы ветра, замирал на месте или рассыпался в прах. Деревья старели, стонали и гнулись к земле, их крепкая кора обращалась в бесполезную труху. За спиной у госпожи Дароносицы мёртвыми обрушились на землю три вековые сосны. Даже само Дерево, на котором стояла госпожа Древоборица, гнило заживо. Гибли и чернели его листья, его корни поднимались всё выше над бурлящей землёй, как будто бы яд крылся внутри, как будто корни отчаянно хотели избежать этого яда. Господин Корневод стоял на коленях у основания гибнущего дерева и искренне плакал. Холод уже тянул к нему цепкие ледяные пальцы.