– А я ведь говорила, что нельзя духам с людьми водиться, – послышался горестный голос.
Анна даже не пошевелилась. Она устало скосила глаза вниз – на груди у неё, действительно, сидела хозяйка полей. Все три пары её рук были спрятаны за гневно трепещущими крылышками.
– Я не хотела, – едва ворочая языком, прошептала Анна. – Я не хотела… это… не… Землерой… Землерой…
– Замолчи, – равнодушно сказала девочка и уселась у неё на груди, скрестив ноги. – Мне всё ветер и без тебя нашептал. Слышала я, как Землерой благодарил тебя, сколько счастья было в его голосе. Ему новую жизнь подарили без старости и болезней, не нужно было ему страдать и разочаровываться, чего же искал он в вашем людском уделе? – девочка горестно покачала головой, и её плечи поникли. – Чего же он бежал за смертью? Сам ведь знал, что умрёт.
– Землерой… я не хотела… я пыталась его схватить, я хотела вернуть его обратно, я пыталась ему помочь, – Анна захлёбывалась плачем и беспокойно мотала головой.
Хозяйка полей поджала колени к груди. Ширились и высились толстые столбы дыма, заполонившие горизонт.
– Всё я слышала, – повторила она, – и не надо мне твоих объяснений. Землерой… глупый он был мальчишка. Думаю, никогда и не хотелось-то ему по-настоящему жить. Говорю же, любовь ослепляет, ничего она не приносит, помимо страданий и смерти. О том, как тебе горестно между двух миров вертеться, он подумал, значит, а о госпоже Древоборице и обо всём лесе – нет. А лес сгинул, потому как не могла госпожа Древоборица с ещё одной утратой справиться, – вздохнула хозяйка полей. – Видишь те столбы и то марево алое?
Икая, Анна мелко затрясла головой.
– Это лес тлеет, – коротко сказала хозяйка полей. – Совсем ничего от него не останется вскоре.
– Как же так?! – Анна хрипло запищала и попыталась сесть, но тотчас упала снова. – Как же это… так?..
– Всему когда-нибудь конец приходит, – хозяйка полей мягко вспорхнула в воздух. – А ведь предупреждала я тебя, могла бы ты остановиться, но нет ведь…
Анна сумрачно посмотрела перед собой. Из-за слёз, застилающих глаза, она видела всё как будто в тумане. Фигурка хозяйки полей расплывалась перед её взором.
– Вы меня убьёте? – тихо спросила она.
– Убью ли? – тотчас повернулась к ней хозяйка. Помолчав с мгновение, она горестно усмехнулась: – Да что теперь-то толку? Убила бы, конечно, и сейчас убить хочу. Но… пусть Землерой и погиб потому, что с тобой водился, и лес сгинул, и всё стало иначе, Землерой был счастлив в ту самую последнюю минуту, и лесу ты ничего дурного не сделала. Нет, не могу я тебя тронуть. Тебя сама жизнь теперь накажет, так накажет, что ты сама о смерти попросишь. Ступай, беги отсюда, смертная девушка, живи, если только тебе совесть позволит!
И Анна медленно встала на ноги. Она едва могла ковылять прочь, медленно и неуверенно, а хозяйка полей дула ей в спину, укладывая высокую сорную траву штабелями ей под ноги. Где-то за спиной у Анны всё больше алых пятен появлялось на бледно-голубом небе, всё толще и выше становились серые сторожевые башни, сотканные из дыма и пепла, и заунывно выла пожарная сирена: то гибли остатки леса.
Анна приковыляла домой только после полудня, когда пожар уже утих и большинство любопытных разбежалось. Лишь несколько семей оставалось на месте и усердно разгребало кучи золы: их мальчики, их озорные ладные парни, не вернулись домой сегодня, и только Анна без всяких расследований знала, почему: озорные ладные парни погибли, расплющенные деревом, и их кости обуглились в огне. Только Анна, конечно, никому не стала об этом рассказывать.
Она уныло поскреблась в дверь. За тонким слоем дерева загромыхали торопливые шаги, дверь резко распахнулась, и Анна ввалилась прямо в тёплую прихожую, в удушающе крепкие от испуга дедовы объятия.
Эпилог
Лес давно уже погорел, и золу всю тоже давно разгребли и выбросили. Маленький городок уверенно рос, становился большим городом, и не нужна была ему теперь дикая природа под боком. Не особенно пытались местные жители восстановить утраченную чащобу, а редкие энтузиасты потерпели неудачу: как ни старались бы они что-нибудь вырастить на обожжённых землях, ничего там не проклёвывалось, а если и появлялся какой хилый росток, то первые же заморозки или засухи его губили на корню. Так что лес перестал быть лесом, и теперь в народе его называли Мёртвое поле. Говаривали, будто по ночам там слышны пронзительные стенания парней, которые погибли в ночь пожара, а между обугленных стволов разгуливают призраки всех несчастных, что пропали или умерли здесь когда-то. Неудивительно было, что никому не хватало смелости приблизиться к этому страшному лесу!