– Да, конечно, – сказал он спокойно и царственным шагом подвёл Анну к ручью.
Это было самое узкое место русла, которое здешние рыбаки прозывали «перешейком». Хоть и много рыбы здесь водилось, застревающей в песке и иле в период ненасытной засухи, всё же ни один уважающий себя местный не отправился бы в это место с удочкой и ведёрком. Ещё задолго до того, как дедушка Анны услышал историю полусумасшедшей старухи, которой даже собственная сестра сторонилась, перешеек считали проклятым местом. Каких только легенд о нём ни складывали! Говаривали, что в древние времена в этом звонком хрустальном ручейке пачками топили ведьм и неугодных нынешней власти, и скапливались все они в перешейке, вот тот и обмелел, и сузился, пропитанный кровью и болью. Говаривали, что по ночам полнолуния сюда слетаются все злые колдуньи, каких только доносят их мётлы, и до первого розового луча рассвета веселятся и поют, но не так, как нормальные люди, а по-своему: неукротимо, бешено и страшно. Говаривали, что в совсем незапамятные времена, когда ещё и государства нынешнего не существовало, тут вылавливали и казнили первых христиан, а трупы их сбрасывали в перешеек – он и обмелел. Словом, какие только слухи ни витали кругом этого места! И, хоть почти никто из местных и не признался бы ни за что на свете, особенно – мужчины, что верит в них, они, однако, ни при каких обстоятельствах ни удумали бы пойти сюда рыбачить, да даже на прогулку, даже в компании, даже ярким и безвинным, бесконечным, жарким и удушливым летним днём.
Анна преклонила колени, и мягкая тягучая почва просела под её весом. Она опёрлась на руки и с любопытством заглянула в колеблющиеся полупрозрачные воды. В них дробилось, рассыпаясь на множество осколков и собираясь в причудливом несообразии, её собственное лицо: бледно-зелёное, словно у полумёртвой, перепуганное, вытянутое, с большими тёмными глазами; её руки, на которых ещё не зажили все синяки и царапины, которые остались от лесных приключений; её топорщащаяся ярко-голубая майка и даже поясок от небесной юбки, к подолу которой, как обычно, прицепились репьи и мелкие травинки да иголки.
А рядом, слева от неё, плавало такое же дробящееся искажение Землероя. Неровное, смазанное, как сон, как призрак. Казалось, рядом с ней и вовсе нет никакого Землероя, он ей только кажется. И Анна даже протянула руку, не отрывая от неспокойных мелких вод взора, чтобы нащупать Землероя рядом.
И он оказался рядом: она натолкнулась на его плечо, подняла руку выше, в исследовательском пылу слегка изогнула и вытянула пальцы, и она нащупала растрёпанные мягкие волосы. Анна чуть было не намотала их колечками кругом суставов и не дёрнула, но вовремя опомнилась. Землерой сидел рядом с нею, не шевелясь, и её рука лежала у него на макушке, безнадёжно потонувшая в неаккуратных белоснежных вихрах.
– Эй, – сказал Землерой чуть слышно и подпихнул её локтем, – посмотри в ручей внимательней, Анна. Что ты там видишь?
Анна прищурилась и надула губы. У отражения на лбу появились забавные мелкие морщинки.
– Странные ты вопросы задаёшь, – с лёгким высокомерием произнесла она, – конечно, себя! А кого я ещё там должна видеть?
Лёгкая грустная улыбка сверкнула в чуть прикрытых серебристо-серых глазах Землероя, и он ниже опустил подбородок в свой высокий воротник.
– А когда ты с сестрой говорила, – едва слышно промолвил он, и ветер подхватил и распел его вопрос хором из тысячи шелестящих голосов, – что ты видела?
Электрическая боль прошила тело Анны, и волна обжигающей ярости залила ей сердце. Она резко дёрнула на себя руку, и белые-белые, совсем лишённые цвета мягкие пряди Землероя тускло засверкали, обвитые кольцами кругом её пальцев. Он ойкнул и схватился за голову, а Анна отскочила от него и яростно заходила кругами.
– Да что ты такое спрашиваешь сегодня, не пойму! – закричала она. – Кого я ещё могла видеть, если не эту глупую Марию, у меня, между прочим, со зрением всё…
Трясущиеся руки её обвисли вдоль тела, не успела она закончить фразу. Анна стояла, пустая, как стакан, из которого вылили ненужную воду, смотрела в коричневую землю, обсыпанную золотистой крошкой, под своими ногами, на бесчисленных, не останавливающихся муравьёв, на бледно-зелёные основания травинок, и у неё шла кругом затуманенная голова, но вовсе не от жара, а потому, что ей совсем не хотелось отвечать Землерою. Анна всерьёз жалела сейчас, что не умеет падать в обмороки, как пропахшие нафталином дамы прошлого из иллюстрированных книжек покойной бабушки.
– Ну так? – Землерой, на удивление, не стал ругаться, что она выдрала ему волосы, и, далеко отставив руку, опёрся на согнутую в локте руку. Серебристо-серые полупрозрачные глаза его заинтересованно и чуть лукаво посверкивали. – Скажешь?