Пройдя мимо трупа с выпученными глазами, которые, казалось, светились в темноте, он оказался у входа.
В углу врач перевязывал тихо, но сочно ругавшегося матроса. Стол был освещен ручными фонариками, потому что подача тока была прервана. Феирфакс машинально отряхивал песок и гравий с мундира, пока не заметил майора Трейси.
– Вы здесь? Это хорошо, – сказал майор, толстый, розовый и спокойный. Головы офицеров склонились над картой, образуя плотное кольцо.
– Здесь, под Карентаном, засела часть первой американской парашютной дивизии. С двух сторон, – он окружил ее красным полукругом, – их теснит местный гарнизон. С севера им досаждает мобильный танковый полк, а здесь, – он набросал длинную узкую линию, которая соединяла выдвинутую позицию с берегом, – есть перешеек, который мы можем удерживать некоторое время. Оперативные немецкие резервы на марше. До вечера с ними более-менее справится Теддер, но вечером… – Он замолчал, откашлялся, переложил карандаш. – Дорога под многосторонним обстрелом. С моря – со стороны Сен-Маркуфа – и с материка – местные укрепления. В настоящее время мы будем поддерживать главный удар по этой линии, – он начертил голубую стрелу на Изиньи, – а третья рота морской пехоты поддержит американцев. Это будет мнимое перемещение главного удара. – Он поискал глазами Феирфакса. – Я прошу обращать внимание на оставленные в тылу точки сопротивления. Их надо хорошо размечать для четкого взаимодействия с авиацией. Были уже взаимные жалобы, – добавил он через минуту.
Феирфакс лихорадочно думал: «И значит, Сен-Маркуф не взят». Он знал, что это была ключевая позиция на скалистом прибрежном островке. Судьба парашютных войск, сражающихся без поддержки собственной артиллерии, оставляла желать лучшего.
– Эти шоссе под нашим контролем, пока, – продолжил майор. – Все машины, которые находятся в распоряжении, мы сейчас загрузим людьми. Как только удастся, подбросим подкрепление с материка – впрочем, авиация будет постоянно нас поддерживать. – Он замолчал и схватил трубку зазвонившего телефона.
Лейтенант осмотрелся. Тесный бункер был заполнен мундирами разных родов войск. Наружу выглядывали перископы, но часть их была разбита. Один, уцелевший, показал ему в оптическом круге покатые конусы песка, поросшие редкой травой. С фланга заходил на атаку одинокий «шерман», стреляющий на большое расстояние: дуло его было круто задрано вверх.
Неожиданно он почувствовал, что кто-то трогает его за одежду.
– Я еду с вами!
Он посмотрел, но не смог различить лица. Кто-то отступил от стола, и свет яркой полосой упал на темный мундир: на левом плече – круглый знак «War Correspondent»[116].
– Возьмете меня с собой, хорошо? Я еще сегодня должен быть под Карентаном.
– Но у вас должно быть свое подразделение, к которому вы прикомандированы, – отказался Феирфакс, думая: «Этого еще не хватало…»
Журналист вцепился в него.
– Это потерянная позиция, я должен там быть.
– Если потерянная, вы и так ничего не протелеграфируете, – злорадно усмехнулся Феирфакс.
Он был зол; ему казалось, что вокруг царит какой-то невероятный хаос.
Все вышли в коридор.
– Три эскадры на «В-135», на «В-136»! – кричал кто-то в телефон.
У входа восстановили стену из мешков. Территория за ними изредка обстреливалась по крутой траектории минами. Поблизости заревели дизельные двигатели и подъехали длинные грузовики, облепленные солдатами. Феирфакс сел в «виллис»[117] вместе с офицером авиации, который выполнял функции связного. Когда машина двинулась, резко разбрасывая песок, кто-то вскочил в последнюю минуту: это был корреспондент.
Грузовики, следуя за двумя танками сопровождения, миновали полосу необработанной земли и помчались по дороге. Поля ржи чередовались с пышными островками садов. В отдалении ртутью блестела поверхность пруда. По обеим сторонам дороги мелькали сады с яблонями в цвету. Как зеленые пики, торчали из-за слегка наклоненных заборов высокие побеги склонившихся подсолнухов. Промелькнули гряды, засаженные капустой, вертикальный квадрат заросшей плющом стены, далекие пятна красных крыш. И неожиданно, словно отрезанный ножом, пейзаж изменился: ряд придорожных деревьев лежал вповалку, резина колес вминала в пыль хрустящие ветки, вдоль колонны двигавшихся автомобилей лежала искромсанная и поспешно отброшенная во рвы масса тяжелых немецких грузовиков, бесполезно задирающих колеса вверх, груды посеченного пулями металла. Затем тормоза завизжали, и «виллис» осторожно переехал через наспех сколоченный мостик над огромными воронками с острыми краями. Картечь бомб, черные черепки чугуна, сиявшие белой наготой расколотые пни убегали назад, и снова пошел спокойный пейзаж в разных тонах сочной зелени.