– Почему обидное? Разве я не черный?
– Черный, – подтвердил Мишка. – Но, мне кажется, неправильно лепить ярлыки.
– А это вовсе и не ярлык, а скорее, – Черныш щелкнул пальцами, – отличительная черта. Я здесь один такой. Еще есть желтыши и беляши, – пошутил он.
– Беляки, – поправил Мишка. Слово ему не нравилось – выходило, что они, вроде как, белогвардейцы, но другого ничего на ум не приходило. Впрочем, были и зайцы-беляки. – Беляши – это такая еда, – добавил мальчик.
Черныш засмеялся. Смех у него был раскатистый, хриплый и какой-то напряженный. Он вел себя крайне настороженно, постоянно вертел головой и к чему-то приглядывался.
– А куда мы идем? – спросила Саша, которой до смерти надоело смотреть на унылые волосатые изваяния-деревья.
– К Ним.
– Далеко?
– Не очень.
– А я озеро сделала, – похвасталась она. – И пальмы!
– Молодец.
– И еще бабочек.
– Угу.
– А вы умеете делать озера?
– Нет, – поразмыслив, честно признался Черныш.
– А огонь? Как Чумазуля.
– И огонь не умею. Зачем он мне?
– А что вы тогда умеете?
– Саш, отстань от человека, – не вытерпел Мишка.
– Отстань, отстань! – надулась девочка и уставилась на кривое, будто согнутое болями в пояснице, дерево. Она только сейчас заметила, что деревья почему-то начали сгибать стволы, неуловимо медленно, но если долго не смотреть на них, то становилось очень заметно. – Чего это с ними? – спросила Саша и кивнула на деревья.
Черныш, не сбавляя шага, огляделся.
– Пришло их время, – неопределенно сказал он и пошел еще быстрее. – Идемте.
– Что значит, пришло? – Саша нагнала Черныша и пошла рядом.
– Вроде как исчерпали запас жизненных сил. Бутафория.
– Что-что?
– Бутафория, подделка, пшик. Как твои бабочки или пальмы.
– Какая же они подделка? – не поверила Саша. – Они живые, летают.
– Ну, не подделка. Даже не знаю, как тебе объяснить. – Черныш помолчал. – Сначала было нечто. Потом кто-то придумал и слепил из него деревья, но запас их жизненных сил оказался небольшим, и они опять превращаются в нечто.
– В серую мочалку? – вспомнил Мишка.
– В какую еще мочалку? – недоуменно вскинул жидкие брови Черныш. – Ах, вон ты о чем! Любимая тема Чумазули. Мочалка – это крайняя степень, когда нечто переходит в ничто, если так можно выразиться.
– Все равно ничего не понял, – честно признался Мишка.
– Да я и сам, если честно, не до конца понимаю. Впрочем, какая разница, что и во что переходит.
Саша вновь посмотрела на деревья. Теперь они походили на оплывшие под палящим солнцем снеговые бабы, только черные. Или тесто, сбежавшее из кастрюли. А еще на свечки, оставленные в жарком месте.
Внезапно опавшие «волосы» деревьев приподнялись, лихо свернулись в фитили и вспыхнули ярким пламенем.
– Глядите! – вскрикнул Мишка и указал на пылающие верхушки бывших деревьев.
Саша глядела на деревья широко распахнутыми глазами, а Черныш даже остановился и поднял брови.
– Никогда такого не видел, – сказал он и опустил глаза на девочку. – Это ты сделала?
– Я подумала, что они похожи на свечки, – пробормотала Саша, словно извиняясь.
– Поразительно! – воскликнул Черныш. – Мне еще ни разу не доводилось слышать, а уж видеть – и подавно, чтобы кто-то научился так быстро видоизменять формы. А уж чужие…
– Это плохо? – совсем тихо спросила Саша.
– Это необычно. Такого еще не было. У тебя явный дар: ты сильно чувствующая натура. С одной стороны, это великолепно, а с другой… – Черныш пожевал губами. – С другой, ты слишком быстро почувствовала связь. Слишком быстро. Идемте же!
Черныш пошел быстрым шагом, выкидывая длинные ноги далеко вперед, и теперь ребята едва поспевали за ним. Деревья-свечки все полыхали, продолжая оплывать в бесформенные бугры, но теперь Саша разглядывала их с каким-то потаенным страхом. Она не поняла, что имел в виду Черныш, но интонация, с которой говорил парень, ей не понравилась. Будто Черныш о чем-то хотел предупредить, но не решился.
– И зачем вы только полезли сюда, – вдруг сказал Черныш. Как-то разочарованно и словно разговаривал сам с собой. – Почему дети такие любопытные?
– Не знаю, – пожал плечами Мишка и уже про себя добавил: «Можно подумать, только дети бывают любопытными».
– Вот именно: не знаешь! Вечно вам до всего есть дело, – продолжал ворчать Черныш. – Отшлепать бы вас!
– Бить детей непедагогично, – буркнул Мишка.
– Возись теперь с вами, – продолжал Черныш, будто не слышал.
– А мы, между прочим, и не просили, чтобы вы с нами возились, – разозлилась Саша.