Атон накинул петлю на нижний выступ метрах в шести от основания скалы. Тот достаточно велик, чтобы на него встать, и послужит площадкой для дальнейшего подъема. Атон быстро полез наверх, упираясь ногами в почти отвесную скалу. Приятно было чувствовать знакомое напряжение.
Он забрался наверх, проверил веревку и стал ждать Кокену. И она поднялась, перебирая руками и упираясь ногами, как и он. Рюкзак на спине явно мешал ей удерживать равновесие и создавал другие сложности, но она не сказала ни слова.
Атон закинул веревку за самый верхний выступ и затянул покрепче. Нелегкий будет подъем — метров семь, не меньше, причем гора уходила вниз под углом так, что веревка висела свободно. На этот раз упереться ногами о скалу не удастся.
Атон полез вверх. Подъем был очень непрост. С опозданием он осознал, что есть разница между подъемом при половинной, силе тяжести в космокорабле и противоборством с рюкзаком на плечах нормальному тяготению. Сил, которые Атон так щедро расходовал на прошлый подъем, теперь не хватало; он оказался слишком расточителен. Надо было поднять рюкзаки отдельно… и закрепить страховку, чтобы предотвратить случайное падение. Запасная веревка бесполезно висела на ремне.
Но снизу на Атона смотрела девушка, и он был силен. Он достиг верхнего выступа и, радуясь победе, забрался на него. Уступ был надежный, на нем можно было закрепить вторую веревку. Он размотал запаску и сделал петлю.
Кокена уже начала подъем. Лежа ничком — голова и плечи за краем скалы — он увидел, что его догадка верна. Она не привыкла к подобным упражнениям и не знала маленьких хитростей веревки. Такие занятия — не для женщин, ее раскачивало, то выкидывая на фон кустарников и деревьев, то почти ударяя о неровности камня. Она очень устала, но продолжала карабкаться.
Метра через четыре Кокена остановилась. Кажется, она достигла наконец предела. Атон, мрачно удовлетворенный, уже собирался крикнуть ей, чтобы она спустилась и выбрала другой путь.
Только сейчас он увидел, до какой степени она устала. Ее маленькие онемевшие руки скользнули по веревке. Далеко внизу под ее опускающейся фигурой простиралась каменистая равнина: падение означало смерть.
Не думая, Атон захлестнул петлю за выступ и бросился с него вниз. Рефлекс космогарда: немедленное действие без мыслей о личной опасности. Он просто выпустил выступ из рук; рюкзак, по-прежнему висевший на нем, рванул по подмышкам. На половине отвесного склона упругая веревка, за которую он держался, остановила его с такой силой, что содрала кожу с ладоней и едва не разжала их. Сорванные мышцы рук и плеч дадут знать о себе завтра.
Атон болтался чуть ниже девушки. Как только та окончательно разжала ладони, он вытянул руку и, обхватив ее за талию, грубо подтянул к себе. Почти теряя сознание от усталости, она прижалась к нему.
Пытаясь удержать двойной вес плюс рюкзаки, одной натуженной рукой держась за веревку, Атон тем не менее обратил внимание, хотя это и было до кошмарного неуместно, какое гибкое и нежное тело он обнимает. Не считая первого вечера на танцах, он никогда не обнимал ее; его даже как-то удивило, что она настолько женственна.
Между тем рефлекс космогарда вновь взял верх. Его ладонь разжалась и медленно, но все же сдирая кожу, заскользила по веревке. Он твердо приземлился на нижний выступ и положил Кокену на широкую площадку. Когда Атон опустился на колени рядом с ней, ее рука обвила его шею и притянула к себе.
— Ты сильный, сильный, — прошептала Кокена, не открывая глаз. — Сильнее меня.
После чего рука безвольно упала; она потеряла сознание.
Ее слова подбодрили его. Он понимал, что они искренни. Что бы ни было раньше. Кокена увидела в нем теперь мужчину, а не изнеженного господина. Этого, вероятно, он и добивался. С нескрываемым удовольствием он стал делать то, что раньше делала для него она. Уложил ее поудобнее, разыскал в рюкзаке еду. После обмотал бинтом окровавленную руку, скинул рюкзаки к подножию скалы и спустился сам, чтобы устроить место для привала.
Только когда оба были внизу, он позволил ей смазать и перебинтовать ему руку. Кокена вновь оказалась на своем месте, и это ему по-прежнему нравилось — кроме того, с приятным потрясением он сообразил, что Злоба на какое-то время совершенно выпала из его головы и что есть множество безотлагательных вещей, о которых ему надо позаботиться.
ДЕВЯТЬ
Первыми словами Кокены в тот вечер, под песню одинокого сверчка, были извинения:
— Простите, что не смогла остаться с вами, господин Пятый. Я не собиралась…
— Больше никогда не называй меня так, — сказал он, прерывая ее. — Я человек, а не титул: глупый человек, едва не погубивший тебя.
— Да, Атон, — сказала Кокена. — Только на Идиллии никто не умирает. — Она встала. — Меня ждет работа.
Атон схватил ее за лодыжку и притянул к себе:
— Сделаешь завтра. А сейчас будешь спокойно отдыхать, иначе я тебя побраню. Почему ты не сказала мне, что устала?
Она горестно улыбнулась:
— У рабыни не должно быть личных проблем. Их достаточно у господ.
Атон в душе побледнел, услышав про господ. Значит, между ними ровно ничего не изменилось.
— Ты была рабыней всю жизнь?
Еще одна горькая улыбка:
— Конечно, нет. Никто не рождается для рабства. Существуют конвенции… Я попала сюда единственно возможным способом: добровольно.
— Добровольно!
— Это хорошее место. Пришлось выждать длинную очередь. Отбор очень строгий.
— Я это заметил, — сказал Атон, любуясь ее фигурой.
Кокена, бессознательно защищаясь, выставила перед собой руки.
— Я рабыня иного рода и не хотела бы, чтобы вы говорили обо мне в таких выражениях.
— Извини, — сказал Атон с раскаянием, — но я — мужчина. И мои выражения отчасти определила ты сама. Разве у тебя не случаются порой неприятности с мужчинами в таких вот уединенных местах?
— Случаются, — призналась она. — Но мы обучены защищать себя.
Атон подумал о некоторых известных ему приемах.
— Даже от космогардов?
— В особенности, от космогардов.
Он рассмеялся:
— Гордость не позволяет мне в это поверить, но именно такой ты кие очень нравишься.
Кокена рассмеялась вместе с ним, и он ощутил в своем теле прилив тепла. Но на заднем плане маячил неумирающий образ Злобы.
Он попытался отогнать его:
— Ты удивительно сильна для женщины, Кокена. Откуда ты родом?
— Я не должна говорить…
Внезапно в этом не оказалось нужды.
— Хвея! — воскликнул он. — Таких женщин, как ты, нет больше нигде в галактике. Лишь на моей родной планете.
С этим открытием его интерес к ней расцвел и утратил всякую праздность — если она вообще когда-либо была.
— Назови свою Династию!
— Пожалуйста, не надо.
Атон щелкнул пальцами:
— Четвертая? — спросил он, и ей пришлось кивнуть. — Мне следовало догадаться. Замыслы Аврелия всегда безупречны. Он клялся, что устроит прекраснейший брак — и он это сделал, несомненно сделал. Я бы полюбил тебя.
Выражение ее лица не изменилось, но он почувствовал, что чем-то ее обидел.
— Я говорил о прошлом, — неубедительно произнес он, однако вред уже был нанесен. — Это была песня, прерванная песня. Она вела меня, и я не мог свернуть в сторону. Теперь я как рыба на крючке; я могу признать лишь то, что могло бы случиться.
— Вы упоминали об этом раньше.
«Да, конечно… я рассказал все, не зная, кому говорю. Не зная!»
— Как ты сюда попала? — спросил Атон, чтобы скрыть смущение.
— Я никогда не видела человека, за которого должна выйти замуж, и не знала его имени, — сказала она почти неслышно. — Но я… я возненавидела его, когда он опозорил мою Династию. Он отверг меня без единой встречи… а Династии не расторгают союз. Я не могла там оставаться.