Кость-Бондаренко тоже молчал, но дышал тяжело, словно разогретый бык перед тореадором.
- Так, что же, черт побери, получается: к чему ни коснись, всё рухнуть может?
- Может, - храбро ответил ему коллега из службы по связям с общественностью, - и рухнет, - у меня проверенные данные из производственного отдела.
- Так, что же делать?
- Пердеть и бегать, - как любила говорить моя бабушка в подобных случаях. Но больше Семен Степанович про бабушку рассказывать ничего не стал, а изложил концепцию ещё нового дела, могущую принести городу мировую славу. Речь пошла о пресловутом обувном цехе, предложенном обувщиком-конкурсантом, да ещё и экспериментатором с нетрадиционным подходом. Пара обуви должна была состоять из двух разных фасонов, то есть, на каждой ноге повинна была красоваться своя модель. И как вариант, планировалось производить пары обуви одного фасона, но разного цвета - каждая единица имела бы свой цвет, отличный от "собрата".
Наступило долгое тягостное молчание. Особого желания говорить на ветхие темы коммунального хозяйства города ни у кого не оказалось. Проект туалет открытого типа отпугивал вызывающей необычностью и возможными негативными последствиями. Создание экспериментального обувного цеха имело спорные перспективы, и пугало вероятностью пустить деньги на ветер. Выпуск упомянутой модели обуви заключал серьёзное преимущество: при выходе из строя одной туфли, она заменялась произвольно на любую другую, согласно специфике модели, что делало проект экономически заманчивым для потребителя. Таким образом, можно было приобретать по необходимости не пару обуви, а по одной туфле. Но риски неопределённости, как всегда пугали.
Кость-Бондаренко на правах председателя заседания, встал, пошамкал нечто невнятное, и уже чётко изложил свое видение дальнейших действий. Он рассказал коллегам о том, что есть непревзойдённый жизненный опыт выхода из подобных положений, если ресурсы не позволяют сотворить всё по уму и создать маленький шедевр, то упростив задачу, всегда можно попытаться из говна слепить пряник.
- Что ж получается, из того, что требует первостепенной реконструкции, ни к чему прикасаться нельзя, так как старое не желает уступать место новому, и грозит техногенной катастрофой, чуть притронься... да ещё и без финансовых резервов.
- Нельзя! - дружно выдохнула аудитория.
- Потому, будем лепить пряник... пардон, решать проблемы по мере их поступления. И остаётся нам что?.. Либо туалет строить открытого типа, либо обувной цех с выпуском обуви странного фасона - глядишь, войдёт в моду. Ведь наша безумная идея сродни сумасшествию моды. Или я не прав? А слава - это надолго. И деньги... если начнут поступать, то после не будешь знать, куда их девать. Того гляди и на ремонт городских коммуникаций хватит и жилищно-коммунальное хозяйство запитается...
- А как же быть с туалетом?
- Ах, оставьте его в покое! Пока, во всяком случае. Пусть каждый ходит по-старому или, как ему хочется; а вот ветки калины в общественных туалетах, вполне бы повысили эстетичность процесса - против этого возражений нет.
Кость-Бондаренко хлопнул закрытой папкой об стол, грюкнул отодвигаемым креслом, что подсказало присутствующим об окончании заседания. Все устремились к выходу с воодушевлением и готовностью взяться за ненужную работу, потому как к важным делам страшно было подходить - начальство предупредило, а ему видней. Искать приключений на свою голову желающих не было, а вот поставить свечку святому Николаю Чудотворцу, чтобы не в их каденцию всё рухнуло - это неотложное мероприятие, - а вдруг спасёт небесный хранитель, чудеса-то случаются в жизни, хоть и редко.
* * *
Марик начал было переворачиваться на другой бок, чтоб с удобством отойти ко сну, как хозяйская рука задержала его в прежнем положении, с возгласом: "Куда?" - и притянула к себе.
- Ты, что это последнее время спишь, как сурок, едва коснувшись подушки, и никакой тебе любезности к жене. Я полагаю, что здесь без посторонней помощи на стороне не обошлось? Или я не права? - Глаша держала мужа за плечо, хотя тот вырываться не помышлял.
Марк Арнольдович возмущенно фыркнул, и убедительными словами растерзал сомнения жены. В первопричинах подозрения обвиняющей стороны выявилась, конечно же, работа и её производные: усталость и притупление внимание к окружающим, даже к собственной жене, - а это повод для покаяния. Марик убедительно покаялся, Глаша размякла, и всё складывалось, как нельзя лучше для обмена самого ценного, что у кого было в их отношениях...
И вот уже Амур со стрелой натянул тетиву, как кто-то сторонний похлопал рукой по плечу Марка Арнольдовича. Тот вздрогнул и всмотрелся в полумрак. Фигура, стоящая перед ним, показалась знакомой.
- Прошу прощения, если я не вовремя, - произнес неподражаемый голос господина Пукина, - но мне крайне срочно надо кое-что выяснить у службы безопасности инкогнито. А вы, насколько помню, имеете непосредственное отношение к этому ведомству.
- Господин Пукин? Ну, что вы, что вы... Очень даже кстати, - Марк Арнольдович посчитал себя обязанным радушно принять гостя. - Персона такого ранга не может быть некстати, даже, если муж с женой интимничали и готовились сплестись в единую жилу. Правда же, Клавонька?
Жена, почему-то, промолчала.
Следом Марик увидел знаки, которые адресовались, несомненно, ему. Сначала указательный палец господина Пукина перечеркнул горизонталь рта, что означало - молчок, а засим, тот же палец поманил его к себе. С небольшой задержкой, он сообразил, что они могли относиться и к жене Глаше, но она своё счастье упустила, а вот он ринулся на зов.
Нежданный гость вышел тихонько из комнаты и Марк Арнольдович последовал вослед, мысленно чеканя шаг, не забыв прихватить со стула пиджак, совершенно забыв о штанах; да и трусы, как-то не вовремя куда-то запропастились.
Они проследовали в ванную комнату, и главный разведчик тут же включил краны, из которых зашумела вода - верный способ против прослушивающих устройств.
Марк Арнольдович натянул пиджак, чувствуя себя очень неловко в одном предмете одежды. Он непроизвольно сунул руку в карман пиджака, и о счастье! - вытащил из него скомканный комочек материи, оказавшийся женскими воздушными трусиками, и вмиг приспособил по назначению. Чьи, когда, откуда? - вспоминать было вконец неуместно, но главное - как раз в пору пришлись. "Хоть фиговым листком прикрыться - всё же комфортней, отже стоишь перед первым лицом страны, а срам снаружи пасётся", - и на душе стало немного спокойней.
- Меня интересует морально этическое состояние внутри вашей организации. Взаимоотношение сотрудников, злоупотребления, использование служебного положения в личных целях, интимных связях... и всё остальное, что сочтёте нужным доложить. Понятное дело - беречь честь мундира, не выносить сор из избы... В данном случае, это не годится. Меня интересует точная информация, в противном случае мундир сдеру вместе с кожей, а мусором законопачу все отверстия в голове, - и нога в туфле ненароком наступила на босую стопу сотрудника Сечина. Марк Арнольдович втянул живот и закусил губу, чтобы не издать звуки слабости. - И ещё, - продолжило первое лицо, - укажите тонкое звено в структуре железо-бетонной системы вашей организации: где может треснуть и надломиться в первую очередь.
- Вопросы понятны, но непостижимы по своей алгоритмической сущности - начал Марик заумно, пытаясь выдернуть зажатую ступню из-под подошвы туфли президента.
- Изъясняйтесь яснее... - туфель господина Пукина вновь занял прежнее положение, сведя на нет отвоеванные Мариком пяди.
- Вы сами упомянули железо-бетон, а чем его может сокрушить? Завуалированными интимными отношениями? Вряд ли...