Анна Богарнэ
Хуан Альберто
«Добрый день. Меня зовут Хуан. Второе имя Альберто. Да. Да. Вы всё правильно понимаете. Не то чтобы мне не нравилось, как оно звучит. Тем более в моём мире это совсем не важно. Я пишу эти строки в надежде, что смогу выстоять в завтрашнем поединке, и никому не придётся их читать. Ручка скользит по бумаге легко. Если бы меня только видела мама! Она всегда считала – умение мне не пригодится. Я пишу свою историю. Не для себя, и не потому, что мне нужно занять чем-то голову до рассвета. Смерть наступает на пятки, неумолимо приближаясь. Я чувствую её смердящее дыхание. Но если покину жестокий мир, история будет жить! Может, она разлетится по свету, и меня пожалеют. Или останется в руках у мальчишки, и он сохранит её в сундуке, и будет показывать внукам. В любом случае, память останется. Как о друге, бойце, и товарище.
Коробка, в которой обитаю, пропахла дерьмом. Объедки начали путь разложения. Плесень. Что может быть отвратительнее? Брезгливо хожу, стараясь отвлечься. Заточение подобно маленькой смерти. Первое время одолевает паника, а потом ты смиряешься. Ах, да. История. Начнём. Я родился чудесным, летним днём на ферме у Роландов. Заправлял имением Дональд – злой старикан, каких ещё поискать. Он был седым, тощим, носатым, а волосы длинными, грязными и редкими. Дон растерял большую часть зубов ещё до тридцати, сетуя на плохую наследственность. Но, несмотря на внешний вид и характер Гитлера, имел в жизни любовь достойную существования – обожал зверей.
С особым трепетом он обращался с каждой тварью, которую заводил. А их у него на ферме было немало. Собаки встречали хозяина, виляя хвостом, кот спал в кровати, коровы мычали ему вслед. В курятник он наведывался особенно часто. Среди обычных среднестатистических кур жила там несушка лохматой породы – её в подарок Дону преподнесла дочь. Возможно, именно поэтому старик питал к курице особые чувства, одаривая нежностью и заботой. Он, будто отдавал ей то, чего не смог дать собственному ребёнку, ввиду некоторых жизненных обстоятельств.
Стоял солнечный погожий денёк. В то утро счастью старика не было предела. Заглянув в деревянный домик с насестом, он запрыгал, как мальчишка, пока ревматизм не прострелил спину.
– Пушинка! Мои поздравления! – заголосил весело, поглаживая её по взъерошенному хохолку. Она встревоженно закудахтала, и старик тут же убрал руку. – Ладно, ладно. Красавица. Отдыхай.
Курочка приподняла крыло, и потрепала клювом по головкам двоих очаровательных птенцов. Они грелись от маминого тела и тихонько пищали. Да. Собственно, одним из них и был я – Хуан Альберто. А что здесь смешного? По-моему, ничего».
Петушок отложил ручку и размял крыло. Сквозь щель в коробку проникал тусклый свет, и Хуан предположил, что ночь уже спустилась на землю. Он фыркнул, устроился в другом углу, взял ручку, и продолжил выводить буквы в потёмках.
«На чём я остановился? Да. День моего рождения. Я был совсем мал, меньше сестры. Она унаследовала генетику матери, и была пушистой со всех сторон. А я походил на обычного петушка, только с пушком возле хохолка и штанишек. Ладно, немного преуменьшил! Штаны у меня, и впрямь, меховые!
Первые дни помню смутно. Всегда искренне удивлялся, как это кто-то смог запомнить свет и червяка из клюва матери. Я стоял посреди курятника, где каждый, мельтеша, пересекал предо мною пространство. В основном здесь были куры. Одни клевали зёрна, другие сидели на насесте, тужась в попытке произвести очередное яйцо. Я тогда не знал, как всё утроено. Сестра, которую Дон прозвал Пуховая, бегала с остальными цыплятами, разбавляя белым оперением жёлтую кучку. Ну, а я – серый юнец с ножками, прикрытыми штанишками, удостоился лишь птичьего гомона.
–Это штаны?
– Гляди, какой странный!
– Урод!
Сестра опускала глаза и посмеивалась вместе с ними, а я не держал обиды. Да, и сейчас не держу. Одна только мама была нежна и добра со мной, потому что любила.
Когда я подрос, Дон стал выпускать меня во двор. Помню, как носился по ферме, удирая от жуткого пса. Он был огромный, слюнявый, зубастый, но дюже не поворотливый, а потому так и не смог меня догнать. В скором времени сестра начала интересоваться петухами. Изящная курочка находилась в центре внимания, ухажёры бегали за ней толпами. Я часто подкалывал её, когда мы оставались одни:
– Не долог день, и ты начнёшь нести яйца! – Она возмущенно клевала меня в глаз, а после прижималась крылом.
– Почему бы тебе не начать общаться с остальными? Они не плохие, знаешь, – грустно отзывалась она.
– Я не хочу тратить на них драгоценное время, —отвечал я тогда, и не думал, что окажусь настолько прав».