Обывательское возмущение нагнетала «патриотическая» печать, находившаяся в руках финансовых магнатов, наживавшихся на военном ажиотаже. Газеты кричали о поруганном национальном достоинстве и требовали мщения: посылки в Мексику нового пушечного мяса. Мексика, писали пираты пера, должна быть завоевана, ибо того требует честь Франции! О долгах Мексики спекулянту Жеккеру, из-за которых разгорелся весь сыр-бор, уже никто не вспоминал. Теперь в качестве главного обвинения против мексиканцев выдвигалось то, что они нанесли «оскорбление» чести Франции, опозорили ее флаг, заставив ее генерала и солдат бежать с поля боя.
Это была официальная интерпретация мексиканских событий, пущенная в ход самим Луи Бонапартом. Стараясь ободрить перепуганного Лоренсеза, император писал ему 15 июня: «Таковы превратности войны, временные неудачи подчас затемняют блестящие триумфы, но не следует падать духом. Затронута национальная честь, и Вы получите все необходимые подкрепления. Сообщите Вашим войскам мое полное удовлетворение проявленными ими мужеством и стойкостью в борьбе с невзгодами и трудностями. Чем дальше они находятся от Франции, тем больше я о них забочусь. Я одобрил Ваше поведение, хотя, кажется, не все его донимают».
Но милость императора недолговечна. Подоспели депеши де Салиньи, в которых Лоренсез был измаран черной краской, да и новые сообщения самого Лоренсеза, в которых он сообщал, что, по его убеждению, бонапартовская затея завоевания Мексики обречена на провал. «Более чем когда-либо мы должны убедиться в том, — писал Лоренсез, — что здесь у нас нет сторонников. Умеренной партии не существует, реакционная партия дышит на ладан, да к тому же ее ненавидят… Никто здесь, даже реакционеры, не хочет монархии. Все мексиканцы воодушевлены либеральными идеями самого радикального свойства и предпочтут монархии поглощении их страны американцами». Монархию, утверждал прозревший после поражения Лоренсез, можно навязать Мексике только французскими штыками и уж, во всяком случае, не с помощью таких банкротов, как Альмонте, или интриганов, как де Салиньи.
Пессимистические прогнозы Лоренсеза, которыми он пытался оправдать свое поражение и бессилие, пришлись не по вкусу императору. В ответ на свои стенания несостоявшийся «хозяин Мексики» получил вскоре депешу за подписью военного министра следующего содержания: «Император восторгается мужеством, проявленным войсками при штурме Пуэблы, однако его величество не считает атаку хорошо организованной: артиллерии не следовало начинать обстрел фортификаций с дистанции двух тысяч пятисот метров. Император рекомендует Вам поддерживать хорошие отношения с господином де Салиньи, а также с генералом Альмонте и другими мексиканскими руководителями, которые присоединятся к нам. Вскоре верховное командование примет генерал Форей; между тем ограничьте Вашу деятельность защитой укреплений и пополнением ресурсов».
Теперь де Салиньи мог ликовать, а генерал Лоренсез готовиться к возвращению во Францию.
Однако кем был новый французский кандидат в мексиканские вице-короли? Эли Фредерик Форей считался боевым генералом, он участвовал в крымской и итальянской кампаниях и хотя особыми талантами не блистал, но военное дело знал основательно. О нем говорили, что он не любил риска, осторожничал. Если же ввязывался в сражение, то уж со всеми шансами одержать победу. Его повелитель надеялся, что Форей не допустит нового позора, подобного поражению при Пуэбле, и реабилитирует подмоченную репутацию французского оружия.
Но Луи Бонапарт не только назначил нового командующего. В июне 1862 года законодательный корпус, послушный воле императора, выделил добавочные 15 миллионов франков на мексиканскую экспедицию, численный состав которой предполагалось увеличить в несколько раз.
Эти мероприятия, несмотря на псевдопатриотическую свистопляску, инсценированную правительством в печати и в законодательном корпусе, не вызвали энтузиазма среди широких слоев французского населения. Конфиденциальные полицейские рапорты с редким единодушием отмечали, что по господствующему мнению мексиканская экспедиция представляется рядовому французу рискованным предприятием, которое не принесет ни выгоды, ни славы. Некоторые называли ее даже «Московской кампанией второй империи».