Халлек не взвешивался, не задумывался над вопросом потери веса следующие четыре дня… и тут с ним чуть не приключилось очень неприятное происшествие. Все случилось в суде перед судьей Хилмером Бойнтоном, который обладал чувством юмора не больше, чем средняя черепаха. Глупое происшествие. Оно напоминало дурные сны раннего детства.
Халлек встал, чтобы возразить, а его штаны стали соскальзывать вниз. Он приподнялся, почувствовал, как они скользят по бедрам и ягодицам, собираются в складки у колен, и очень поспешно сел на место. Потом Халлек понял, что его движение выглядело как некий экзотический прыжок. Вильям Халлек — поверенный в делах, исполняет трюк Питера-Кролика. Халлек почувствовал, как краска заливает его щеки.
— Это возражение, мистер Халлек, или сердечный приступ?
Зрители, к счастью немногочисленные, захихикали.
— Ничего, Ваша Честь, — пролепетал Халлек. — Я передумал.
Бойнтон хмыкнул. Процедура продолжалась, а Халлек, потея, размышлял, как ему удастся встать.
Через десять минут судья объявил перерыв. Халлек сидел за столом ответчика, притворяясь, будто пролистывает стопку бумаг. Когда зал слушаний почти опустел, он встал, засунул руки в карманы пиджака, надеясь, что жест выглядит небрежным. На самом деле он поддерживал брюки.
В уединенной кабинке мужского туалета он снял пиджак, посмотрел на брюки и вытащил пояс. Его штаны, все еще застегнутые на пуговицу и молнию, соскользнули по лодыжкам, а мелочь в кармане приглушенно звякнула о кафельный пол. Он сел на крышку унитаза, держа перед собой как свиток рукописи, и всмотрелся в него. Он смог прочитать историю, которая была еще более тревожной. Пояс был подарком Линды ко Дню Отца два года назад. Вилли развернул его, вчитываясь, и почувствовал, как сердце побежало испуганным галопом.
Дочь купила слишком короткий пояс, и Халлек вспомнил, как подумал — с грустью, — что с ее стороны это было простительным оптимизмом. Тем не менее, когда он сделал лишнюю дырку, пояс стал вполне пригоден. Только когда он бросил курить, стало немного тяжело его застегивать, даже используя вспомогательное отверстие. После того как он бросил курить… но до того как сбил старую цыганку.
Теперь на его поясе появились новые складки: за второй дыркой… четвертой… и пятой… и наконец шестой, последней.
С возрастающим отчаянием Халлек видел, что каждая складка была ровней предыдущей. Его пояс рассказывал более краткую и правдивую историю, чем Майкл Хьюстон. Он, не переставая, терял вес. Процесс не замедлялся, а ускорялся. Вилли добрался до последней дырки пояса, который хотел выбросить как слишком маленький всего два месяца назад. Теперь нужно было проколоть седьмое отверстие.
Вилли взглянул на часы и увидел, что пора возвращаться. Но теперь для него некоторые вещи стали гораздо важнее, чем решение судьи Бойнтона… утверждать или не утверждать новое завещание…
Халлек прислушался. В туалете он был один. Он поднял брюки одной рукой и вышел из кабинки, потом снова опустил брюки и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над раковиной, потом поднял подол рубашки, чтобы лучше разглядеть живот, который совсем недавно был причиной его мучений.
Жалкий писк вырвался из его горла. Избирательное восприятие не смогло выдержать. Халлек увидел, что то скромное брюшко, что пришло на смену его выступающему карнизу, тоже исчезло. Несомненно, но факт, несмотря на всю смехотворность его позы. Но факты могут принимать разнообразную форму — этому быстро учатся, занимаясь юридическим бизнесом. Но произошедшая метаморфоза выглядела убедительно, неопровержимо. Халлек выглядел как подросток, обрядившийся в одежду своего отца. Он стоял в комической позе перед рядом раковин, истерически рассуждая: «У кого есть карандаш? Мне срочно нужно нарисовать поддельные усы».
Захлебывающийся желчный хохот вырвался из его горла при виде птенцов, спавших на ботинках и носках, обтягивающих его волосатые лодыжки. В этот момент он внезапно просто поверил всему. Цыган проклял его. Да, это не рак. Рак более милостиво отнесся бы к нему. Тут что-то другое, и события только начинают разворачиваться.
Голос кондуктора прозвучал у него в голове: «Следующая остановка — Анорексия Невроза! Вилли Халлек, приготовьтесь к выходу!»
Звук не утихал в его горле: смех, звучавший воплем, или вопль, звучавший воплем, или вопль, звучавший смехом, какая разница?
«Кому можно рассказать? Можно рассказать Хейди? Она решит, что я свихнулся». Но Халлек чувствовал себя совершенно здравомыслящим.
Хлопнула дверь туалета, и перепуганный Халлек быстро вернулся в кабинку, защелкнув задвижку.
— Вилли? — это был Джон Паркер, его ассистент.
— Здесь я.
— Бойнтон скоро вернется. У тебя все нормально?
— Отлично, — ответил Вилли. Глаза его были крепко сжаты.
— У тебя газы? Что-нибудь с животом?
«Да, все дело в моем животе, верно».
— Мне осталось только пришлепнуть марку на конверт. Через минуту буду на месте.
— Хорошо.
Паркер вышел.
Халлек задумался о своем ремне. Он не мог вернуться в зал заседаний, придерживая брюки через карманы пиджака. Какого дьявола ему теперь делать? Он неожиданно вспомнил свой армейский нож, который раньше всегда вынимал из кармана перед взвешиванием. В те старые добрые дни, до приезда цыган в Фэрвью.
«Кто просил вас сюда соваться? Почему вы не выбрали Вестпорт или Стратфорт?»
Вилли быстро вынул нож и проковырял седьмую дырку в ремне. Она получилась неаккуратной, некрасивой, но сделала свое дело. Халлек вышел из кабинки. Впервые он заметил, что брючины свисают вокруг его ног — его худых ног. «Видят ли остальные?» — подумал он со смущением. Побрызгав водой на лицо, он покинул туалет.
Когда он вернулся в зал, туда, шурша темной материей, входил Бойнтон. Он зловеще посмотрел на Вилли, который сделал неопределенный, уклончивый жест, словно извиняясь. Лицо Бойнтона осталось суровым: извинение определенно не было принято. Томительная процедура возобновилась. Каким-то образом Вилли удалось дождаться конца.
Этой ночью, после того как Хейди и Линда уснули, Вилли забрался на весы. Долго стоял он, вглядываясь в шкалу и не веря своим глазам. Долго-долго.
Вес 195 фунтов.
Глава 9
Вес 188 фунтов
На следующий день он пошел в магазин и купил новую одежду. Он покупал ее в спешке, словно новая одежда, одежда, которая будет ему впору, разрешит все проблемы. Еще он купил новый, более короткий ремень. Он заметил, что люди перестали поздравлять его с потерей веса. «Когда это началось?» Он уже не помнил.
Он носил новую одежду, ездил на работу и возвращался домой, пил гораздо больше, ел добавочные порции, хотя есть не хотел. Прошла неделя, и новая одежда уже не казалась такой подогнанной и аккуратной. Она стала мешковатой.
Вилли подошел к весам в ванной с тяжело бьющимся сердцем. У него начало резать в глазах и заломило в голове. Позже он обнаружил, что так сильно прикусил нижнюю губу, что она кровоточит. Образ весов принял детские оттенки ужаса — весы стали людоедом.
Вилли стоял перед ними наверное минуты три, покусывая нижнюю губу, не замечая ни боли, ни соленого привкуса во рту. Был вечер. Внизу Линда смотрела телевизор, а Хейди подводила домашний баланс в его кабинете.
Он вступил на весы, как на эшафот.
Вес 188 фунтов.
Одним корявым кувырком перевернулся его желудок. В этот момент Вилли очень удивило, почему его не вырвало. Он сосредоточенно боролся, пытаясь сохранить ужин внутри себя — ему была необходима эта пища — теплые, здоровые калории.
Наконец, тошнота прошла. Вилли посмотрел вниз на шкалу и ему вспомнилось, как говорила Хейди: «Они не уменьшают, а прибавляют вес». Вилли вспомнил, как Майкл Хьюстон говорил, что при 217 фунтах он на тридцать фунтов все еще превышает свой оптимальный вес. «Но не теперь, Майкл, — подумал он устало. — Теперь я …худей».
Сойдя с весов, Вилли почувствовал облегчение. То облегчение, которое наверное может испытывать узник в камере смертников, увидев появившегося охранника и священника за две минуты до 12, зная, что пришел конец и не будет указа о помиловании. Оставались еще некоторые формальности, но приговор останется неизменен. Вот — действительность. Если бы Вилли кому-то рассказал о том, что с ним происходит, все бы решили, что он либо шутит, либо помешался — ведь ныне никто не верит в цыганские проклятия, а может, никогда и не верил. Ведь цыгане — деклассе и мире, который наблюдал возвращение домой из Ливана сотен морских пехотинцев в гробах; в мире, который видел, как пятеро узников ИРА (Ирландской Революционной Армии) обрекли себя на смерть голодовкой… и другие сомнительные чудеса, которые на поверку оказались правдой. Вилли убил жену старого цыгана с гнилым носом, а его старый дружок по гольфу позволил ему остаться безнаказанным. Тогда старый цыган решил призвать к своей собственной разновидности справедливости и отомстить одному жирному юристу из Фэрвью, чья жена выбрала неверный день, чтобы в первый и единственный раз в жизни развлечь его рукоделием в движущейся машине. Цыган воззвал к справедливости, которую вполне мог оценить человек типа его прежнего дружка Джинелли.