— Этого не потребуется, — сказал он, кивнув на интерком.
Рука агента по недвижимости потянулась к ящику стола, будто он был первоначальной целью. Бифф вынул пачку сигарет.
— Даже не думал об этом. Ха-ха-ха! Курите, мистер Халлек?
Вилли взял одну сигарету, разглядел ее, потянулся за огнем. Одна затяжка — и голова пошла кругом.
— Благодарю.
— Насчет двух сотен, может, я и ошибся.
— Нет. Вы были правы, — отрезал Вилли. Он обратил в наличные на три сотни дорожных чеков по пути сюда, думая, что, быть может, придется смазывать полозья, но никогда бы он не подумал, что придется смазывать их по такой причине. Вилли вынул бумажник, достал четыре по 50$ и положил рядом с собачьим дерьмом. — И вы не раскроете рта, если позвонит Пеншли?
— Да, — Бифф убрал деньги в ящик вместе с сигаретами. — Вы ведь все сами понимаете?
— Надеюсь, что так. А теперь расскажите о цыганах.
Эта часть разговора прошла намного легче. Цыгане прибыли 10 июня. Самюэль Лемке — молодой жонглер и человек, отвечавший описанию Ричарда Кроскилла, пришли в контору Биффа. После звонка мистеру Парсонсу и шефу полиции было подписано краткосрочное соглашение об аренде. Кроскилл подписался как секретарь Тадеуш-Компани, в то время как молодой Лемке стоял на пороге конторы Биффа, скрестив мускулистые руки.
— И сколько вам удалось выжать из них? — спросил Вилли.
Бифф поднял брови.
— Не понял?
— Две сотни вы получили от меня, вероятно, сотню от моей озабоченной жены и друзей через человека Бартона. И я только что призадумался, на сколько вы раскачали цыган. Вы хорошо подзаработали на этом, с какой бы стороны ни взглянуть, верно, Бифф?
Бифф помолчал, потом, не отвечая на вопрос Вилли, закончил свой рассказ.
Кроскилл приходил два следующих дня возобновить договор, подписанный на 24 часа. На третий час он пришел снова, но к тому времени Биффу позвонил шеф полиции Парсонса. Начали поступать жалобы от жителей. Шеф решил, что цыганам самое время двигаться дальше. Парсонс думал так же, но был согласен позволить им остаться на день-другой, если они не против добавить тридцать долларов в день до пятидесяти. Кроскилл выслушал это, покачал головой и молча ушел. Бифф, ради интереса, подъехал к сгоревшему зданию в полдень и застал отъезжающий караван.
— Они отправились в сторону моста Чамберлейн, и это все, что я знаю. А теперь, Вилли, вам пора? Честно говоря, вы смотритесь как реклама летнего отдыха в Биафре. У меня мурашки по телу идут от вашего вида.
Вилли все еще держал в руке сигарету, хотя больше не затягивался. Он склонился вперед и ткнул ею в бронзовую кучку дерьма. Тлеющая сигарета скатилась на стол Биффа.
— Честно говоря, — сказал он Биффу, — у меня от вас такое же впечатление.
Ярость снова возвращалась к нему. Он быстро вышел из конторы Биффа, прежде чем она повернула бы его в неверном направлении, заставила бы его руки заговорить на некоем диком языке, который они недавно освоили.
Это было 24 июня. Цыгане выехали из Бангора 13-го. Теперь он отставал только на 11 дней. Ближе, ближе… но все еще далеко.
На дороге он больше не останавливался в первоклассных отелях и не разговаривал с агентами по недвижимости. Если люди Бартона обогнали его, Кирк Пеншли мог к тому же добавить людей к делу о его розыске. 13-го цыгане проехали 44 мили, там им разрешили на три дня остаться на ярмарочной площади, затем пересекли реку Пенобскот и на три дня задержались в Бакспорте, прежде чем двинуться к побережью. Вилли узнал об этом 25-го. Цыгане выехали из Бакспорта в полдень 19-го. Теперь их разделяла всего неделя.
Бар Харбор оказался невероятно оживлен, как и предупреждала официантка, и Вилли подумал, что его существенным отличием был нескончаемый уличный карнавал. Вилли сидел на садовой скамеечке в джинсах и спортивной куртке, которая свисала с костлявой вешалки его плеч. Он ел мороженое и привлекал к себе много взглядов. Он устал — и к тому же с тревогой обнаружил, что сейчас чувствует усталость всегда, за исключением тех моментов, когда на него накатывали вспышки ярости. Когда он остановил машину утром, выбрался из нее и начал показывать свои фотографии, он пережил момент кошмарного Дэжа Вю, когда его штаны стали соскальзывать по бедрам «Вот тебе и на!» — подумал он. Это были вельветовые брюки, которые он купил в Рокланде, у них была талия 28 дюймов. Продавец, немного нервничая, сказал тогда Вилли, что для такого покупателя, как он, трудно подбирать одежду в магазине готового платья. Его ноги, однако, оставались 38-го размера, но в мире не так-то много 13-летних подростков, которые выросли до шести футов и 2-х дюймов.
Сейчас он ел мороженое, ожидая, когда вернется часть его силы, и пытаясь решить, что же особенно угнетающего в этом прелестном маленьком городке, где невозможно припарковать машину и почти невозможно пройти по тротуару.
Очард был вульгарен, но его вульгарность была откровенной и некоторым образом бодрила. Вы понимали, что призы, выигранные на аттракционах, — мусор, который почти немедленно разваливается в руках, что сувениры — мусор, который разваливался почти в тот момент, когда вы отъезжали на столько, чтобы не иметь желания разворачиваться и возвращаться обратно, поднимая шум, требуя обратно деньги. В Очарде многие женщины были старыми и большинство из них — толстыми. Некоторые носили крошечные бикини, но многие были одеты в купальники, выглядевшие пережитком 50-х. Проходя по тротуару мимо этих переливающихся волнами женщин, вы чувствовали, что их костюмы подвергаются такому же жуткому давлению, как субмарины, спустившиеся намного ниже своей расчетной глубины. Если бы красочная чудо-материя их купальников не выдержала бы, то во все стороны брызнул бы жир.
Среди запахов правил аромат пиццы, а еще пахло мороженым, жареным луком, иногда рвотой (многие малыши перекрутились на каруселях). Большинство машин, ползущих бампер к бамперу по улицам Очарда, были старыми, с проржавевшими снизу дверцами, и невероятно большими. У многих текло масло.
Очард был вульгарен, но имел атмосферу некоторой наивности, которая, похоже, отсутствовала в Бар Харбор. В Бар Харборе было столько вещей, казавшихся полной противоположностью общему виду Очарда, что Вилли решил, не мерещится ли ему: здесь было совсем мало старых женщин, совсем не было толстых чрезмерно, почти никто не носил купальников. Униформа Бар Харбора — теннисные платья с белой обувью или выцветшие джинсы и рубашки для регби. Вилли не видел старых машин и машин американских. Большинство было Шаабы, Вольво, Датсуны, БМВ, Хонды. У всех на бамперах были наклейки типа: «Расщепляйте дерево, а не атомы», «США, вон из Салввадора» и «Узаконьте травку». Много велосипедистов — они вливались и выливались из медленно ползующей на дорогих десятискоростных машинах толпы, сверкая голливудскими улыбками. В гавани за городом поднимался лес мачт. Не грубые тусклые мачты рыбацких лодок, а изящные белые прогулочные суда.
Большинство приехавших в Бар Харбор, были молодыми, мозговитыми, модно либеральными и богатыми. И, похоже, веселились все ночи напролет. Вилли заранее заказал номер по телефону. Он решил остановиться в отеле «Френчман-Бэй» и без сна лежал до раннего утра, слушая противоборствующую рок-музыку, выливающуюся из шести или восьми разных баров. Подсчет разбившихся машин и дорожных происшествий в местных газетах впечатлял и внушал опасения. Вилли сидел на скамье и думал: «Хочешь знать, почему тебя угнетает это место? Я тебе скажу. Оно напоминает Фэрвью. Люди, живущие тут, учатся жить в местах типа Фэрвью. Они оканчивают школы, женятся и живут в Фонарных переулках по всей Америке. Они носят красные штаны, играя в гольф, а в каждый канун Нового года щупают чужих жен».
— Без сомнения, это угнетает, — пробормотал он, и пара прохожих с опаской на него посмотрели.
«Они все еще здесь».
Да. Они все еще здесь. Мысль была такой естественной, такой уверенной, что не удивляла, не волновала особенно. Он отставал от цыган на неделю. Они к этому времени могли уже быть в Мэритаймс. Их стиль передвижения допускал, что они выехали отсюда, и конечно Бар Харбор, где даже сувенирные лавки выглядели как дорогие залы аукционов Ист-Саида, был слишком шикарным, чтобы с ним могла долго тягаться шайка замызганных цыган. Все верно. Только они еще были здесь и он это знал. «Старик, я чую тебя», — прошептал он, затем встал, выбросил остатки мороженого в мусорную бочку и снова подошел к торговцу мороженым. Тот без особой радости воспринял возвращение Вилли.