Самыми удивительными людьми в этом первом рассаднике питерских нетменов были альтернативные литературные стариканы, собранные Житинским. После Слепаковой и Кушнера мне вообще не верилось, что такие бывают.
А были! Они вовсе не жаждали эстетствовать по подвалам и поклоняться бумажным книжкам. Зато откровенно перлись от Интернета. Михаил Чулаки, из которого, казалось бы, уже весь песок высыпался, даже вел на своем сайте видеотрансляции, излагая футурологические прогнозы не хуже Лема.
Еще больше меня порадовал Виктор Кривулин. Когда я пришел к нему брать интервью для «РадиоНЕТа», этот живенький дедок сидел за компом в окружении восьми белых кошек и ожесточенно рубился с машиной в карты.
— Да погоди ты со стихами! — отмахивался он от меня. — Сейчас, сейчас, я тут одну комбинацию задумал…
И снова лупил по клавишам. Так продолжалось еще с полчаса, пока старый питерский битник не добил проклятую машину. Мы заговорили о сетературе. Кривулин сказал, что в Сети можно мутить игры покруче. И что сам он вскоре собирается похулиганить в жанре «литературного хакерства».
— Можно взять все тексты Гоголя в электронном виде, немного с ними поработать на компьютере и создать якобы неизвестный гоголевский текст. Тот же стиль, тот же словарь. Второй том «Мертвых душ»! А еще интересней — оживлять отдельных литературных персонажей…
— Мы над этим уже работаем, — улыбнулся я, чувствуя родственную душу. И рассказал Кривулину про Мэри Шелли.
В своей сетевой жизни каждый мужчина должен сделать три вещи: построить домашнюю страничку, вырастить древовидный форум и родить виртуальную девочку.
Не путайте виртуальную личность с псевдонимом. Псевдоним — это просто другое имя. А виртуальная личность больше похожа на роль в театре. Сценой выступает Сеть, сценарий пишется автором прямо по ходу действия и им же исполняется. Для самого автора такой маскарад является чем-то вроде ролевого тренинга.
Красиво завернул, да? Булшит! Это только в теории. Она, теория, изложена по пунктам в романе «Паутина». Сейчас я ее, пожалуй, разоблачу.
«Имейте концепцию. Собираясь создать ВЛ, подумайте, что вы будете с ней делать. Есть ли у вас какие-то идеи, настроения, которые отличались бы от того, что вы демонстрировали ранее? Довольно глупо заводить ВЛ лишь для того, чтобы выражать через нее свои обычные мысли — это можно делать и под своим обычным именем».
Вопреки распространенным заблуждениям, виртуалка Мэри Шелли создавалась вовсе не для того, чтобы обливать всех дерьмом. И никаких особых «других настроений» у нее не было. В основе проекта лежала маленькая лингвистическая нестыковка. Один из тех глюков языка, которые определяют глюки мышления.
Мой журнал хайку назывался «Лягушатником» в честь лягушки Басё, которая прыгнула в пруд и наделала много шума в японской литературе. У средневековых японцев лягушки ассоциировались с поэтами. И в стихах лягушки обычно пели. Басё устроил настоящий флейм, написав про лягушку, которая ни черта не хотела петь, а просто свалилась в пруд с легким плеском. Это было суровое издевательство над самой сутью тогдашней японской поэзии. Неудивительно, что лягушка Басё стала для меня главным символом борьбы с литературной болезнью.
На сайте я обыграл лягушачью тему как только мог: разделы назывались «Лягушка-путешественница», «Лапы веером», «Десять лягушат» и т. д. Но как величать самого себя, главного редактора «Лягушатника»? Для начала я назвался «Главным Квакающим». Но чувствовал, что коряво. В русском языке, в отличие от многих других, «лягушка» всегда женского рода. Из-за этого даже в нашей сказке «Царевна-Лягушка» поменялись отношения полов: в оригинале-то был Принц-Лягух. И это логичней: по жизни девицы больше, чем мужики, любят делать искусственное дыхание всяким уродам. Фильм «Матрица» исправил аналогичную ошибку «Спящей Красавицы».
Идея создания женского персонажа окончательно захватила меня при написании статьи о поэзии танка. В отличие от созерцательных хайку, это лирика. Более женский жанр. А мои тексты о хайку были слишком сухими. Для танка такой стиль не канал. Тут нужен был кто-то вроде фрейлины Сэй Сёнагон с хорошо зачерненными зубами. Только русский аналог. Царевна-Лягушка.
«Главное — имя. Говорят, что аппетит приходит во время еды. Это заблуждение. Аппетит приходит, когда вы видите вывеску ресторана. Взгляните на эти имена: „Александр Сергеевич“,„Вдова Клико“,„Луноход — 2“. Чувствуете, как имя определяет… практически все? Статью, подписанную именем „Андрей Соколов“, многие люди вообще не будут читать. Поэтому хорошенько расслабьтесь и подумайте — какое имя должна носить ваша ВЛ? После выбора имени все остальное (от желания сказать гадость приятелю до тяжелых психических расстройств) придет к вам само собой».
При регистрации почтового ящика на Hotmail я долго выбирал логин: все похожее на «лягушку» оказалось занято. Пришлось расширить круг ассоциаций. Так выплыла «rakushka».
Дальше требовалось ввести имя на английском. «Мэри» — очевидно. Но какая у нее фамилия? Снова свободные ассоциации — и из «ракушки», как чертик из головы пьяницы, выскакивает Шелли. Мама Франкенштейна! Мама монстра, книга о котором начинается в Петербурге. Самое то.
Имя приклеилось намертво — и полностью изменило первоначальный замысел. Вместо утонченной востоковедки и вправду родился монстр.
«Создавайте уникальное. Старайтесь сделать вашу ВЛ непохожей на других. В сущности, именно это и определяет, насколько ваша ВЛ — Личность. Каждая новая ВЛ должна опровергать или дополнять те принципы, по которым строились предыдущие ВЛ (или даже предыдущие поколения ВЛ). Используйте метод инверсии: выделите некоторый всеобщий принцип и реализуйте его противоположность».
Самая эффектная инверсия была на редкость примитивной: образ раскованной девицы на фоне академически-сдержанных мужчин, которые в то время составляли цвет Рунета. К сетевым публикациям они относились почти как к печатным — писали грамотно, вежливо и как-то отстраненно. На женщину с подчеркнуто субъективными, очень личными наездами они велись, как кошки на валерьянку. Уж я-то знал об этом коварном свойстве сетевых женщин на собственном печальном опыте.
Первой жертвой Мэри стал японист Митька Коваленин. Он как раз выложил в Интернет переводы танка Тавары Мати и очень приветствовал статью Мэри в «Лягушатнике». Ну еще бы — русская танкистка!
Стало ясно, как важно для общения с мужчинами проявлять интерес к их собственным достижениям. Будучи мужчиной, я старался выпятить свои. Но теперь я смотрел на мир незашоренными женскими глазами. Я понимал, чего хотят все эти ботаники, прикованные к экранам. Внимания к себе, любимым.
Одноклассника Сержа Бельца я атаковал в другом стиле. Серж делал абсурдный сайт «Повсеместно Протянутая Пурга». От Мэри он получил большое письмо, в котором все слова были на любимую букву. «Предлагаю прозорливым пургенцам популярнейшую (правда, подпольно) патологию: П-филию! — писала Мэри за два года до выхода „Generation П“. — Приглядитесь повнимательней! Пространство Паутины просто переполнено П! Пестрое попурри прехорошеньких, половозрелых, полных первобытной прелести П! Пандемониум пляшущих повсюду П, поджидающих понятливого П-фила!» От этого письма Серж возбудился не хуже Митьки.
После такого разогрева Мэри задумалась об оружии массового поражения. Главным развлечением тогдашней элиты Рунета были веб-обозрения. Мэришелльский «Обзор обозревателей» представлял собой классический флейм типа «всем сестрам по яйцам».
Наутро я проснулся знаменитым. Антон Носик называл текст Мэри «глотком свежего воздуха». Он подозревал, что я — Зак Май или кто-то столь же безбашенный из-за бугра. Остальные обозреватели ругались. Но все цитировали!
«Ну конечно, блядь, ну конечно же, лучше Гид Ебора, бром ложками, и на рельсы, как та француженка — прямо, сука, с Плейбоя — в Каренину! — как же иначе с вами цацкаться, с недовырубленными лесорубами — мне, художнице с синим волосом, как же гной мне ваш весь повыпустить, нету ж, блядь, ни лунной сосулечки, ни горелки газовой пламенной, под рукой нихуя тяжелого, только кисточки (из коней в пальто!), только краски в ебучих тюбиках, разве в морду вам плеснуть красною? — так ведь мало ее, жалко тратиться на мудил на вас, НЕДОРИСОВАННЫХ!!!»