«Дисклеймер редактора Upside Today: Дэвид Баннел любит писать, но у него нет времени для того, чтобы делать реальные репортажи. Так что он просто выдумывает эти истории и заставляет нас их публиковать. Ничто из описанного ниже не является правдой нигде, кроме собственного воображения Дэвида».
«Поздравляю, Дэйв, — мысленно говорю я. — Теперь, благодаря нашим СМИ, это стало правдой не только в твоем воображении, но и в воображении тысяч граждан той самой страны в темной заднице киберпространства. Keep 'em warm, dude».
Моя новость на «Ленте» выходит под заголовком «Сайт АВН взломал персонаж юморески». Утром в редакции раздается «Полет шмеля». Ага, слоники забегали!
Бывают такие астрономические события, которые удается понаблюдать не каждому поколению. Москвичам будущего едва ли выпадет счастье пережить такое чудо, как пожар Останкинской телебашни в августе 2000-го.
То, что она похожа на шприц, лучше всего видно, когда катаешься летом на колесе обозрения в Сокольниках. Сначала ты со всех сторон окружен деревьями, и вроде нету вокруг этого бешеного города. Но тут из-за деревьев подымается она. Игла. И медленно, но верно вонзается в твое небо.
Может, для кого-то это было трагедией, не знаю. По мне, так соскочивший с иглы город стал гораздо лучше. Это чувствовалось во всем: в людях, весело болтающих на улицах, в телефонных звонках тех, кого давно не слышал. Просветление испытали даже некоторые телепузики! Михаил Леонтьев прямо заявил — башню давно пора было сжечь, чтобы привести население в чувство. И конечно, вовсю веселился Интернет. На «Ленте» открылся раздел «Без ТВ», где не без ехидства комментировалась авария главной зомбирующей установки страны.
Увы, иглу восстановили. А через пару месяцев, словно бы для проверки реакции на пожар, Березовский заявил, что готов отдать принадлежащий ему пакет акций ОРТ в хорошие руки.
Сразу стало ясно, что соскочить с теленаркотика страна не сможет еще долго. Кто только не потянул к игле свои венозные конечности! Союзы художников и композиторов, артистов и инвалидов, национальных меньшинств и олимпийских чемпионов… Даже попы из РПЦ вдруг забыли, что Березовский лично распял Христа, и через центральные газеты предлагали помочь ему сделать правильную жертву.
Невзирая на такой прессинг, Борис Абрамыч сумел отшутиться достойно. Наверное, ему тоже с детства внушали, что книга — источник знаний…
— Пелевин! — кричит Галя.
— Что, коньки?
— Нет, акции Березовского получил! Мой дебильный одноклассник Витя, ха-ха, подумать только!
В разные части редакции новость приходит с разной скоростью. Кто-то чуть позже открывает письмо, кто-то чуть дольше грузит страницу. Проходит еще две минуты, прежде чем помещение оглашается воплями умирающей за перегородкой Юли Березовской:
— Пелевин?! Ха-ха-а-а-а! Ой, я умираю!!! Пелевин!!! Ха-ха-а-а-а!!! Ой мамочки, я не могу!!!
«Ладно, ржать над политиками все могут, — скажет мне въедливый читатель. — А нет чтобы полезное сделать! Ежели автор так хорошо разбирается в связи явлений, ежели любая новость для него — всего лишь позавчерашний монитор, отчего бы ему самому не двинуть в политтехнологи? Там бы его рентгеновский взгляд на мир очень пригодился бы!»
На первый взгляд ты прав, въедливый читатель. А на второй… Ну вот смотри. Допустим, ты понимаешь, что следующий московский теракт произойдет в той же части столицы, где и большинство предыдущих. То есть на юго-востоке. Потому что преобладающий ветер в городе — северо-западный. И связь очевидная.
И что ты будешь делать с этим знанием? А ничего. Розу ветров ты не изменишь, верно?
Через несколько лет после работы в «Ленте», когда ко мне надежно прилип ярлык «футуролог», меня стали зазывать на разные пафосные мероприятия, где предлагали высказать прогнозы на тему политики. Я таких выступлений всегда сторонился. И даже не потому, что не люблю политику в целом. Нет, никакой высокой морали, чистая прагматика. Просто, делая прогнозы, ты поневоле сам участвуешь в их сбыче. А из всех политических прогнозов, как правило, сбываются самые дурацкие. Поневоле задумаешься — а прогноз ли это был? Или, может, ты просто помог гнусному прошлому растянуться в светлое будущее?
Мне лично хватило сбычи одного такого предсказания из статьи «Балканская война и русский Голливуд». За нее меня много ругали всякие «настоящие русские» — в основном из Америки, Израиля, Испании и других чисто русских местечек. Но через год теория подтвердилась железной практикой.
26 марта 2000 года состоялась очередная церемония награждения лауреатов «Оскара». И в тот же день — очередные выборы Президента РФ. Два уда, два Голливуда. В этот день они сошлись даже по календарю.
А спустя еще год я убедился в том, сколь незавидна судьба людей, смешивающих технологии с политикой, — то есть политтехнологов. В ночь на День Победы-2001 мы встретились в «Пирогах» с Глебом Олеговичем Павловским. История этой незабываемой встречи лучше всего изложена в сетевом дневнике Кирилла Куталова, где она называется «Два Павловских»:
«Первого Павловского я видел в конце 1999 года, за неделю до парламентских выборов. Было это в его кабинете на Зубовском. ФЭП готовился запустить exit polls, редакторов ресурсов собрали с утра пораньше на совещание.
Павловский задерживался. Без него начинать не хотели. Люди, сидевшие в кабинете, заметно нервничали. Мейер ковырялся в линялых носках, Носик звонил и говорил, что стоит в пробке, но скоро приедет, редакторы СПСовских сайтов сбились в кучку и тихо говорили о чем-то постороннем, Литвинович обсуждала что-то техническое с Митей, Давыдов, как обычно, выглядел так, как будто только что дунул и теперь ему хорошо, Милованов, как обычно, выглядел так, как будто если не дунет прямо сейчас, ему станет очень плохо. Ждали долго. Уже даже, кажется, приехал Носик, а Павловского все не было. Мейер выковырял все из носков и принялся грызть ногти. Редакторы СПСовских ресурсов больше не знали, о чем говорить, и молчали. Давыдов пил кокаколу маленькими глотками, Милованов курил сигарету. Сделалось тихо. Слышался только шепот Литвинович и Мити.
Вдруг дверь открылась, и в кабинет ворвался Глеб Олегович.
Он был одет в темно-синий пиджак со стоячим воротником, бордовый джемпер и темно-синие же брюки. Глаза горели, во всех движениях была какая-то нехарактерная даже для такого подвижного человека, как он, энергия, он был похож на генерала, проводящего одновременно смотр войск перед битвой и военный совет. Он казался на голову выше всех собравшихся. Откуда он приехал на Зубовский, можно было только догадываться.
С его появлением все преобразились. Мейер сжался в кресле и перестал грызть и ковыряться, Митя принялся строчить в блокнот, Литвинович странно заулыбалась, редакторы СПСовских сайтов стали похожи на кроликов, загипнотизированных удавом, Давыдов спрятал кокаколу подальше, Милованов силился понять, что происходит.
Павловский провел совещание молниеносно. Он расставлял людей по местам и не то чтобы давал задания, а, скорее, определял собравшихся как функции. Совещание продолжалось от силы минут десять, после чего у меня возникло ощущение, что я тоже подключен проводами к какому-то чудовищному серверу и почта, приходящая на адрес info@xxx.xxx.ru открывается прямо в моей голове, где бы я ни находился в этот момент — в туалете, в собственной постели, в метро или непосредственно на рабочем месте. Энергии, выплеснутой за эти десять минут одним человеком, хватило на трое суток непрерывной работы нескольких десятков редакторов, программеров, промоутеров и прочая, прочая, прочая. После этих трех суток я лично не мог прийти в себя месяца два.
Второго Павловского я видел в минувший вторник. Мы с Анжел и ее друзьями сидели в „Пирогах“, где-то около одиннадцати к нам подошел Леха, вследствие какового факта я изрядно напился и к половине второго, подходя к бармену, уже с трудом выговаривал словосочетание „три короны“. Говорили обо всем и ни о чем, не то чтобы очень оживленно, но и не слишком вяло, в какой-то момент подошла Констанс, тоже оказавшаяся в „Пирогах“, Констанс жаловалась, что ее молодой человек, ради которого она приехала в Россию, оказался голубым. Хорошо еще, что жаловалась она преимущественно Анжел и по-французски, так что мы с Лехой могли спокойно поговорить про всякие интересные явления жизни, такие как Газпром, Юкос, „Мемонет“ и книжный магазин „Озон“. „Пироги“ пустели. Мы подумывали о том, что еще по одной, и спать.