Выбрать главу

В общем, я как опытный футуролог не стерпел. И сказал небольшую речь. Я сказал, что организм человека сам умеет вырабатывать нужные ему наркотики типа эндорфинов. И что в древних сообществах люди знали ритуалы, способствующие таким процессам. Но управляемая христианством западная цивилизация порубала всех шаманов и язычников и насадила везде свою суррогатную культуру. «Культурной жизнью» современного чела стало поедание дешевых копий чужого опыта вместо приобретения своего. Книги и кино — вместо собственных приключений, плеер в ушах — вместо собственного пения, психоаналитики и исповедники — вместо общения, Олимпиада в телевизоре — вместо занятий спортом.

Еще я сказал, что наркомания является естественной частью такой культуры. Да и частью государственной политики — это же очевидно, когда пиво рекламируют на каждом углу. В связи с вышеизложенным любая государственная борьба с наркоманией — это липа. Ведь самый главный способ борьбы с наркоманией — это переключение людей на другие, здоровые увлечения, будь то творчество, бизнес или спорт. Но государство не заинтересовано в пропаганде здоровой жизни, потому что это не даст ему бабла, а даст только лишнюю кучу крепких и думающих людей, которых хрен удержишь в узде. Так что любая государственная борьба с наркоманией на деле является лишь рекламой других наркотиков, вроде алкоголя и никотина. Что прекрасно доказывает передача «Кома» на НТВ, где врач-курильщик Бранд и поддатый музыкант Галанин из передачи в передачу оскорбляют людей творческих профессий — вместо того, чтобы наоборот раскручивать всякие интересные занятия как альтернативу наркотикам. А гости этого доброго доктора прямо так и высказываются в эфире — мол, «наркотики — это вредно, пусть лучше все идут пиво пить».

И под конец я еще сказал, что на фоне такой госпропаганды наркомании у творческих людей есть отличный стимул для создания здоровой контркультуры. Когда вокруг тебя все бухают и рассказывают о прошлых пьянках, твой творческий протест будет состоять в том, чтобы уйти из этого стада рекламных дебилов, которые «так одеты, потому что так пьют». Контркультура сейчас — это отказ от суррогатов, движение к собственному духовному опыту. А кто «борется с наркотиками» и при этом рекламирует спиртное — тот просто лицемер, сказал я.

Ничего из сказанного не попало в продажную прессу.

Зато туда попали вопли Толстой, которая в ответ завелась. Сначала она сказала, что у меня «какой-то американский подход». Я не сразу врубился, что это было оскорбление. И лишь заметив, как притихла аудитория, вспомнил — ну да, ну да. В современном русском языке слово «американский» значит «дебильный, пидорский, импотентский, продажный, фашистский, уродский, чеченский, клонированный, генетически-модифицированный».

Невзирая на такой филологический удар, я попытался объяснить. Типа, есть вещества, без которых человек и так может обойтись прекрасно. И есть зависимость, когда человека приучают, что ему эти вещества очень нужны и надо заплатить бабки третьим лицам. Это способ контроля людей, способ их обкрадывания, отупления и массовой порчи здоровья. С этой точки зрения бухло ничем не лучше травы, а никотин вообще вызывает очень сильное привыкание, делает людей психически-больными, и вдобавок от него рождаются только девочки.

— Да это никак нельзя смешивать! Вы глумитесь над мертвыми, которые умерли от наркотиков! — вскочила Толстая.

— У меня родственники умирают от алкоголизма, — заметил я.

— У вас умирают, а у меня уже умерли! — крикнула графиня таким тоном, словно предлагала мне пойти в школьный туалет и померяться, у кого стило длиннее.

Но тут умный Адасинский устроил перерыв, во время которого Баян давал интервью напротив стойки с пирожными, а я пил молочный коктейль. Графиня Толстая тоже не дремала: сидя перед камерами, она смачно глушила водку с какой-то другой теткой своих лет.

Зато после перерыва… Звезда русской литературы начала мочить. Правда, уже не меня, а Баяна. Забегая вперед, скажу, что он-таки высказался. Мысль Баяна была такая: лет через десять все будут наркоманами, потому что вместо пяти-шести государственных наркотиков будут сотни разных веществ. И поэтому надо честно рассказывать людям, как они работают. Чтобы каждый мог выбрать, что ему надо для достижения гармонии между собой, обществом и веществами.

Я спросил Баяна, как он относится к моим словам, что в таких наркоманских условиях творческий человек двинется к здоровым ритуалам. Баян согласился, что на самом деле не все будут наркоманами. И, конечно, реальная контркультура будет анти-наркотической.

Кроме того, мы выяснили, что и «Низший Пилотаж» Ширянова, и «Голый завтрак» Берроуза читаются как фантастические произведения. И что «Низший Пилотаж» с первых же страниц вызывает отвращение у многих читателей, а отвращение вряд ли можно назвать «хорошим методом пропаганды». Пропаганда обычно симпатична — как телереклама пива или толстовские рассуждения о космических энергиях алкоголя.

Все это тоже не попало в продажную прессу.

Зато туда опять попали выпады Толстой, которая, слегка поддав, почувствовала себя королевой бала. Только Баян открывал рот, как Толстая кричала «олигофрен» или еще что-то такое же художественное. Баян парировал ее выкрики с большим трудом.

— А вы напишите про это книгу! — кричала Толстая.

— Уже написал…

— Ах, так вы бедный журналист!

— Богатый журналист…

— Ах, так вы подсели на деньги!

— И готов всех остальных подсадить на деньги…

— Ах, вы только о деньгах и думаете, что же вы нам голову морочите!

На крики из зала «Дайте же ему высказаться, не перебивайте!» Толстая сообщила, что в школе ее тоже выгоняли из класса за разговоры. По залу опять забродил призрак школьного сортира.

В конце концов графиня снова выдала свое козырное «Вы глумитесь над мертвыми, которых вы подсадили на наркотики!» Баян ответил, что в этой стране значительно больше народу умирает от алкоголя, который она защищает.

Поняв, что аргументы исчерпаны, Толстая крикнула «Вы мне отвратительны!» и пустила в ход самый могучий прием великого русского языка. Она закатала рукав и показала нам хуй. Здоровый такой, сантиметров сорок. С пальчиками на конце.

Публика, состоящая из ценителей русской литературы, разразилась продолжительными аплодисментами. К сожалению, кинологи со специально обученными операторами к тому времени свалили; они обычно так себя ведут — слегка обнюхают, и тю-тю. Поэтому никто не снял Толстую с ее большим прибором.

Но обратно к дискуссии. Увидав этот хуй локтевой лекарственный, я сразу спросил графиню, кому он адресован. В тайной надежде, что только Ширянову. В конце концов, я всегда был против наркотиков. И в школе учился на пятерки. И переводил старушек через улицу, даже если старушка попадалась ебнутая. Короче, я думал, что я тут выступаю против наркоты, а вовсе не как Баян за.

Но Толстая ответила конкретно — это вам обоим адресовано, мудаки вы и демагоги и земляные червяки с георгинами в мозгах притом. В это время она стояла прямо надо мной и казалось, вот-вот хватит меня по башке початой бутылкой водки. К счастью, у ней началась никотиновая ломка. Графиня схватила свои никотиновые палочки и вылетела (хотел написать «…в окно» — увы, это была бы высокая литература, а я просто бедный журналист).

Вернувшись, Толстая снова включилась в дискуссию и сообщила, что «искусство — вне нравственности». Это полностью противоречило всем ее предыдущим обвинениям в адрес Ширянова. Однако такие логические тонкости никто уже не отмечал. Филология, йопт.

Но я лично все же расстроился малость от такого удара большим женский хуем в нос и тяжелой женской логикой в лоб. Получилось, что хоть ты борись с наркотой, хоть не борись, а все равно великие писательши земли русской покажут тебе письменный прибор, если ты посягнул на святое — на бутылку. Потому что Лев Толстой, как известно, с утра выпивал стакан водки и только после шел косить. А без этого не косил и не вставал даже. Без этого у нас и литературы никакой не было бы. И нас бы самих не было, и вас. И леса бы не было, и партизан, и фашистов. Вообще ничего бы не было. Кроме кинологов со специально обученными операторами, но это от лукавого.