Потом крыша поехала ещё дальше, к эндорфиновой буре добавилось упомянутое зависание меж двух языков – и оказалось, что даже разговаривать не нужно. Всё понятно без слов. Чтобы увидеть вселенскую связь всех вещей, достаточно выйти на задний двор и поглядеть на воду, или на пятнистую кору сикоморы, или на сосновые иголки в паутине.
Если же обычный разум пытался вернуться и хоть как-то зафиксировать эти откровения, ему хватало трёх строчек хайку в блокноте, а то и вовсе бессловесной коробки с пастелями.
Один раз я почти сутки рисовал с натуры луковицу в стакане на окне. Чесс, знаток русской литературы, качал головой и говорил, что в моем лице эта самая литература понесла большую утрату. Художник Фрэн, наоборот, приветствовал моё просветление. И хотя он уже выбросил китайскую тушь, мы отлично понимали друг друга.
Если злишься – рисуй бамбук.
Если счастлив – рисуй ирисы.
Ничего, кроме туши и двух
мягких кисточек, здесь не нужно.
Растирай её, наблюдай
за сюжетами-ручейками:
меч кривой, нежный шёлк – всё вода,
всё стекает в чёрную лунку…
А потом, весь мир растворив,
подними глаза от судзури
и внимательно посмотри,
что осталось, чтоб лечь на бумагу.
Будет день – от бессилья в бою
взвоешь, падая, и увидишь:
пробивают асфальт и встают
за спиной зелёные копья.
А когда на рассвете рука
спящей рядом с тобой богини
шевельнётся – смотри! – три цветка
на окне, как обрывки неба…
Так что не торопись, мой друг.
Растирай свою тушь, а после,
если злишься – рисуй бамбук,
если счастлив – рисуй ирисы.
Путь домой
Не нужно быть сильно сумасшедшим, чтобы видеть жёсткую зависимость человека от природных циклов. Особенно человека русского. Ты можешь строить какие угодно планы, или наоборот, отказываться от любых планов – но всё равно самые значительные события твоей жизни произойдут либо весной, либо в конце лета. Те, кто устраивает путчи, дефолты и теракты, хорошо об этом знают.
Казалось, моё помешательство может продолжаться вечно. Чеки исправно капали на банковский счёт, эндорфины в голове исправно строили магическую реальность. Но весной русские коллеги засобирались в отпуска. И я почувствовал, что надо тоже как-то определяться. Моё сумасшествие было тихим и гармоничным, но я уже сомневался в том, насколько оно обратимо.
Возвращение произошло на удивление легко – хотя всё равно осталось чувство, будто вернулся в себя через другую дверь. Коллеги дали мне телефон нью-йоркской компании, основанной бывшими соотечественниками, – там якобы дешевле билеты на самолёт.
Я позвонил. Никакого конкретного решения у меня ещё не было. Просто хотелось узнать эти самые цены и прикинуть, сколько отложить на чёрный день.
– В Россию? Сейчас?! – удивился гнусавый мужской голос на том конце, и я сразу представил соотечественника с огромным горбатым носом. Иначе как они делают такой гнусавый голос, эти долбаные сионисты с их нескончаемыми вопросами?
– Сейчас, да.
– Но зачем вам? Там же выборы!
– Вы не продаёте билеты перед выборами?
– Но как вы не понимаете! Побеждают коммунисты!
– Бля, вы билеты продаёте или нет?
– Ну что вы ругаетесь? Продаём, конечно. Но вы сами подумайте, вы же потом не сможете вернуться. Снова железный занавес…
Я повесил трубку. И тут вслед за этими трусливыми предупреждениями как-то сразу всплыло всё остальное. И Евтушенко, кривляющийся перед американцами. И такой же кривляка Лимонов, которого читала Марина. Все эти дистанционные русские страсти, упакованные в пластик, в рамку экрана, в книжку… Я здорово убежал от всего этого, разговаривая со светляками на своём ручье. Но оно где-то накапливалось. И ждало. И теперь распавшаяся мозаика склеилась в новую картинку.
Я позвонил в «Дельту». Эротичный девичий голосок сообщил на вежливом английском, что место будет у окна. И пожелал приятного полета. И поблагодарил, что я обратился именно к ним. Я хотел спросить её домашний, но сдержался. Нужно было паковать вещи.
# # #
Последний день в Штатах. Дорога на аэропорт Далласа, по уже знакомому хайвею, но в противоположную сторону. В багажнике – голубая дорожная сумка, с которой я приехал, а с нею рядом ещё одна, новая и чёрная. Плюс коробка с книгами. И плюшевый пёс, подарок Марины, на заднем сиденье.